Тайна подземного королевства - [2]

Дэн намного обогнал его. Тропинка уходила вниз между трех курганов, увенчанных темными рощицами буковых деревьев. Он проехал под ними, под круглыми насыпями погребальных холмов; одна сторона кургана была вытерта добела — там ребятишки привязали веревку и, катаясь на ней, скребли ногами по меловой земле. Теперь он ехал прямо против ветра, дождевые капли обжигали лицо; он опустил голову, удивляясь, как резко может меняться погода в этих местах. Дождь уже лил как из ведра, каждая капля была тверда, как дробинка. Футболка спереди промокла насквозь.

Дэн без устали крутил педали. Он терпеть не мог мокнуть под дождем и, не обращая внимания на ухабистую дорогу, на полной скорости закладывал головокружительные повороты. Роберт ехал осторожнее. Рюкзак с пухлым альбомом, битком набитый баночками с красками и коробкой с пастелью, прыгал за плечами и бил по спине; он мчался наперерез через холмы, и некуда было укрыться от косого дождя, пока на пути не появится буйная живая изгородь, тянущаяся вдоль дороги вплоть до Фолкнерова Круга.

Поворот оказался слишком крутым, из-под заднего колеса взметнулись меловые брызги. Наскочив на камень, велосипед занесло. Роберт потерял равновесие, ощутив тот кошмарный момент, когда уже невозможно выровнять руль, опустил ногу, но велосипед ушел из-под него, и он во весь рост растянулся на земле.

— Черт возьми!

Он кое-как поднялся, в сердцах пнул велосипед, посмотрел на руки. От меловых камушков на коже остались вмятинки. Одна ладонь была ободрана; на ссадине выступили алые капельки крови.

Роберт раздул щеки и посмотрел вдаль на тропу. Дэн, наверно, уже доехал до дороги. Он торопливо присел на корточки, стал собирать рассыпанные палочки пастели, вывалившиеся из коробки. Он пользовался мягкой жирной пастелью, она легко крошилась. Попробуй теперь найди ее в высокой мокрой траве! Он с трудом отыскивал палочки, одну за другой укладывал их обратно: желтая охра, жженая сиена, зеленая марена, все краски пейзажа, на которые он по субботам в Марлборо тратил чуть ли не всё свое жалованье. Многие были почти истрачены, их бумажные трубочки были наполовину пусты. Пропал только коричневый вандейк; он долго искал его и, обнаружив раздавленные каблуком обломки, в сердцах выругался.

Мимо проскакала лошадь.

Он в испуге обернулся. Лошадь, белая, на удивление неслышно приблизилась по тропе и поскакала дальше. Наездница низко пригнулась, чтобы не запутаться в густых ветвях березы и боярышника, нависающих над тропой. Лошадь казалась огромной. Всадница была одета в красное, светлые прямые волосы коротко подстрижены. Как у Хлои.

Он тотчас же отвел глаза. Воспоминание причинило боль. Роберт собрал запыленные осколки коричневого вандейка, сложил их в коробку, убрал в рюкзак и закинул его за плечи. Потом поднял велосипед.

Очертания лошади трепетали в воздухе. То ли жаркое послеполуденное марево, то ли крупные капли дождя, разгулявшегося не на шутку, — что-то наполняло воздух загадочным сиянием, призрачными всполохами, и лошадь входила прямо в эту мерцающую пелену.

Роберт застыл на месте. Потом сел на велосипед и припустил вслед за видением.

Оно уже почти исчезло. Колеса велосипеда подскакивали на ухабах, но он никак не мог догнать лошадь. Она то и дело скрывалась из виду — то за кустами, то за поворотом дороги. Встревоженный, подхлестываемый неизъяснимым страхом, он мчался за ней, продираясь сквозь листву, и черные резиновые рукоятки велосипеда липли к пальцам. День стоял тихий, топот постепенно угас вдалеке. Внезапно его чувства обострились, в ноздри ударил терпкий запах травы, слабый, чуть кокосовый, приторный аромат утесника. Каждый меловой камушек, попадавший под колеса, отдавался оглушительным хрустом.

В мерцающем жарком мареве он подъехал к Фолкнерову Кругу и остановился.

От древнего сооружения почти ничего не осталось. Один огромный камень, выше человеческого роста, когда-то служивший воротным столбом, был опрокинут, другой лежал на земле, наполовину скрытый разросшимся подлеском. Но пространство было наполнено ощутимой энергией, вязкая пустота покалывала кожу; он видел эту пустоту, хоть там и видеть было нечего, только место, когда-то огороженное камнями. И лошадь вошла прямо в него.

У Роберта перехватило дыхание.

— Хлоя? — прошептал он.

Девушка оглянулась. Ее лицо скрывалось в тени громадных деревьев, их ветви нависали так низко, что ей приходилось пригибаться. Лес был пронизан стрелами солнечных лучей.

Он не мог сказать наверняка. Зеленый трепет листвы, золотистые пылинки в солнечных лучах. Оливково-зеленый, полынно-зеленый, миллионы оттенков зеленого. Узкое лицо, точь-в-точь такая же улыбка — он не видел ее три месяца, только на фотографиях. Улыбка дерзкая, злобная. И голос. Она произнесла:

— Привет, Робби.

Он задрожал всем телом.

Покрылся холодным потом, насквозь промок под дождем.

«Не может быть. Это не она».

Круга больше не было. Роберт понял это, и в тот же миг до него снова донеслось пение птиц, и шелест ветра, и шорох дождя, и не было никакого леса, ни здесь, ни на много миль в округе, и лошадь ушла по тропе так далеко, что глаза уже не видели ее.