Тайна пересмешника. Подвиг и преступление Харпер Ли - [2]
Это не художественный текст. Историк Брайан Стивенс поставил своей задачей исследовать практику судов Линча. После пятилетних изысканий организация, которую он основал в Монтгомери, штат Алабама, составила поименный список из 3595 жертв «расовых террористических линчеваний» в двенадцати штатах американского Юга с 1877 года по 1950-й. Так что то, что я процитировал, — это, можно сказать, один из 3595 задокументированных эпизодов.
«Важно помнить, что повешения, сожжения и расчленения черных американских мужчин, женщин и детей, которые были весьма распространенным явлением в этой стране между Гражданской войной и Второй мировой, часто выливались в публичные мероприятия. Их анонсировали в газетах, они привлекали сотни и тысячи белых зрителей, включая выборных должностных лиц и видных граждан, которые настолько вовлекались в эти карнавалы смерти, что с нескрываемым удовольствием фотографировались со своими детьми на память на фоне искалеченных черных трупов». Это уже из передовой, которой «Нью-Йорк таймс» откликнулась на доклад исследовательской организации Стивенсона.
Суды Линча не объяснить с помощью таких слов, как бесчеловечность или садизм. Это была такая форма общественного правосознания, так что в некотором смысле они были нормой. Стоит зафиксировать, когда она пошла трещинами, и расистский произвол перестал быть безнаказанным.
…21 марта 1981 года в Мобиле, штат Алабама, организация «Объединенного клана Америки» линчевала девятнадцатилетнего Майкла Дональда. После тщательного расследования ФБР предъявило обвинение в убийстве трем членам клана. Двое получили длительные сроки заключения, а инициатора преступления суд приговорил к смертной казни. 6 июня 1997 года, после того как все возможности апелляции были исчерпаны, приговор был приведен в исполнение. Это был первый случай в Алабаме, когда белый был казнен за преступление против черного.
Он же в некотором роде — последний. Мать линчеванного с помощью адвокатов правозащитной организации предъявила обвинение в организации убийства самому Клану. Жюри присяжных — все белые — признало организацию ответственной за это преступление, в итоге суд постановил, что она должна выплатить 7 миллионов долларов. Во исполнение этого судебного решения обанкротившемуся Клану пришлось продать свою штаб-квартиру, что было равносильно самороспуску.
…А вот и самое свежее лыко в строку. Эту историю рассказала «Нью-Йорк таймс» в конце сентября.
Лэнг Керкленд «вернулась домой» в городок Эллисвилл, штат Миссисипи. Тут она родилась — 107 лет тому назад. Но однажды, когда ей было семь лет — ровно сто лет назад, отец только и успел сказать матери, что ему с другом грозит суд Линча и что они должны бежать немедленно, а ей с детьми следует оставить дом на рассвете утром… В Иллинойсе их встретили враждебные белые толпы. А в Огайо к ним в хижину заявились люди в ку-клукс-клановских балахонах. Их бег остановился лишь в штате Нью-Йорк, где в промышленном Буффало она и прожила весь свой век: вышла замуж за сталевара, родила девятерых детей… Однако еще раньше отец решил вернуться в Миссисипи и на этот раз не миновал суда Линча — говорят, у него была связь с белой женщиной.
Стосемилетнюю местную знаменитость встречал мэр Эллисвилла и национальная пресса.
Такая вот камерная история. Она же история века.
«Линчевания и эра террора определяли географию, политику, экономику и социальные характеристики черного бытия в США на протяжении XX столетия», — обобщает Стивенсон. Сенсационность его исследования заключалась не в открытии темы. Шок производила сама кропотливая попытка облечь стихию самосудов в статистику, а статистику персонализировать — задокументировать то, что было тьмой.
Человек в плазме толпы
Куда раньше Фолкнер так выписал эту тьму:
«…И вдруг, прежде даже чем он успел повернуться на сиденье и поглядеть назад, он почувствовал, что толпа уже ворвалась в переулок и настигает их, еще секунда, миг и вот она сейчас обрушится на них, взметет, подхватив по очереди: сначала дядину машину, потом пикап, потом машину шерифа, как три куриные клетки, потащит за собой, смешав все в одну сплошную, сразу потерявшую смысл и теперь уже ни к чему не годную кучу; и швырнет туда, вниз… Затем, повернувшись на сиденье, он поглядел секунду-другую в заднее окно и действительно увидел не лица, а Лицо, не массу, даже и не мозаику из лиц, а одно Лицо — не алчное, даже и не ненасытное, но просто двигающееся, бесчувственное, лишенное мысли или хотя бы какого бы то ни было побуждения; выражение, не выражающее ничего… лишенное всякого достоинства и даже не внушающее ужаса: просто лицо без шеи, дряблое, осоловелое, повисшее в воздухе, прямо перед ним, тут же, за стеклом заднего окна, и в тот же миг чудовищно страшное…» Это из «Осквернителя праха».
У Харпер Ли плазма толпы не доходит до фолкнеровской метафизики. У нее иная задача — показать, как много может человек с принципами и идеалами.
В «Убить пересмешника» безоружный человек на стуле останавливает самосуд. Он и его дочь — девятилетняя девочка. Именно она находит слова, неожиданно смутившие толпу готовых линчевателей. Потому что толпа — любая толпа, даже такая, — состоит из отдельных людей, убеждает автор «Убить пересмешника». А каждый человек не безнадежен, у него есть сердце, до которого можно достучаться, если делать это искренне и самозабвенно. Вот девятилетняя девочка и достучалась. И толпа неожиданно рассосалась — в конце концов, можно и подождать до утра. До законного суда.
Любое время – ужасно для думающего современника. Свидетельства Александра Пумпянского о новейших временах; исполненные им портреты разных политических систем и политиков; описание болевых точек человечества и поиски общего знаменателя – все это вы найдете в этой книге. Как говорится на популярном ныне интернет-языке, «многобукв» – но оно того стоит.
В этом предисловии к 23-му тому Собрания сочинений Жюля Верна автор рассказывает об истории создания Жюлем Верном большого научно-популярного труда "История великих путешествий и великих путешественников".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».
«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В рубрике «Документальная проза» — фрагменты книги «Лжетрактат о манипуляции» Аны Бландианы, румынской поэтессы, почетного президента румынского ПЕН-клуба, директора-основателя Мемориала жертв коммунизма и проч. Тоталитарный опыт, родственный отечественному. «И к победам моей жизни я приписываю моменты, когда те, кому не удалось меня испугать, в итоге пугались сами…» Перевод Анастасии Старостиной.
В рубрике «Наши интервью» на вопросы филолога, главного редактора журнала «Всесвіт» Дмитро Дроздовского отвечает специалист в области нейроэстетики — науки, изучающий деятельность головного мозга применительно к искусству — Холгер Хёге. Старинные и далеко не безуспешные попытки поверить гармонию алгеброй. Перевод с английского Михаила Загота.
В рубрике «Ничего смешного» — стихи Томаса Гуда (1799–1845), английского классика, версификатора-виртуоза. Вступление и перевод Михаила Матвеева.
Коротенькие рассказы-притчи швейцарской писательницы Анн-Лу Стайнингер (1963) в переводе с французского Богдана Григоренко. Ну, например, миниатюра «Река». Река-то в рассказе одна, зато гераклитов-близнецов на берегу не счесть — силлогизм вывернут наизнанку.