Тайна острова Матуа - [16]

Последовала команда, не подлежащая обсуждению: «Посторонним лицам немедленно покинуть корабль!» С незакрепленного трапа-сходни гуськом, осторожно ступая на влажную металлическую обшивку, спускались работники военной прокуратуры. Мордатый подполковник остановился возле Куринова:

— Самоуправство, начальник! Скрывайся в море, а жену не спрячешь. Она за тебя и ответит, — шипя, произнес.

Командир, славившийся отчаянными швартовками, сжал зубы так, что, казалось, сейчас треснет затылок, но больше ничем не выдал своей ненависти к «прокурорскому».

Через полчаса перед ходовой сменой корвета «Дерзкий» замаячил пустой причал топливного пирса в бухте Улисс, представляющий ржавую железную платформу, выступающую в море. Швартоваться следовало кормой. Правый якорь со стоном вывалился в воду, а по клюзу, гремя, поползла поливаемая водой из пожарного шланга якорная цепь.

Боцман, находясь на другом конце корабля, услышал привычную команду: «Малый задний ход».

Несмотря на большое расстояние, корабль быстро приближался к мазутному причалу. Склизкое его пятно походило на притягивающую черную космическую дыру. Казалось, вот-вот корма раздавит приземистое ржавое сооружение. На мостике царила напряженная тишина. Знали неписаное правило — никто, даже старший на борту не смеет вмешиваться в действия командира в ходе швартовки.

Наконец прозвучала ожидаемая команда: «Стоп машины!»

Корабль по инерции продолжал двигаться с той же скоростью. С кормы посыпались, словно пшено из решета, доклады швартовных партий: «До пирса пятьдесят, сорок, двадцать пять метров!»

Куринов только сейчас понял свою оплошность. У причала нет кораблей, по которым раньше сопоставлялась скорость инерции и расстояния. На глазок. Подобным образом он поступал и при торпедной стрельбе, определял расстояние выпущенной торпеды до цели. «Гусарство» на флоте порицали, но в то же время уважали. Экипаж же гордился лихачеством командира, понимая свою причастность к таким действиям. Несмотря на игнорирование вычислений, торпеды попадали в цель, а на молодцеватую швартовку посмотреть сбегался весь центральный офисный Владивосток. Какое это было замечательное и необычное зрелище — огромный корабль на полном ходу швартуется кормой к 33-му причалу. Зрители, затаив дыхание, ожидали скорой развязки — корабль вот-вот врежется в береговую черту. У самого пирса громко рявкали дизеля, врубленные на полный холостой. Затем, словно в боевике, место представления медленно заволакивало сизым дизельным дымом. Его едкое дыхание ветер скоро доносил до памятника Героям Революции. Для празднующей толпы жженый запах мазута являлся опьяняющим наркотиком. Желающая потребления толпа визжала и хлопала в ладоши. Вышестоящие командиры, а все действо происходило под окнами штаба флота, не запрещали и не одобряли его. Понимали, таким примитивным, но эффектным образом создается истинная романтика и пропаганда флотской службы, как бы взамен строевым прогулкам по городу, популярным в советское время. В Улиссе не было зрителей. Пирс пустынен. Куринов слишком поздно обратил внимание, что лишь деревья на берегу наблюдали за его швартовкой. Они, словно люди, «болтали» голыми ветками, не давая возможности сориентироваться по скорости. А на мачте рангоута[15] уже развевался ярко-красный сигнальный флаг, называемый «браво» и означающий: «Внимание! Идет заправка топливом!»

«Ветер слабый, — пришла спасительная мысль, — не учел на него поправку. Срочно исправить!»

— Обе машины вперед, средний ход! — выкрикнул капитан в пластмассовую трубку каштана. Только так возможно обогнать инерцию заднего хода. Корабль двигался к пирсу кормой.

— До пирса десять, семь метров, — угрожающе звучал доклад старшего ютовой швартовой партии.

— Сейчас разнесем корму, — обреченно высказался стоящий рядом штурман.

«В другой бы раз отчитал за панику, но дорога каждая секунда», — мелькнуло в голове командира.

Вдруг корабль задрожал, жестко дернулся и замер у самой кромки пирса. Корма легонько коснулась чужого железа, задев леерные ограждения в районе флагштока. Корабль окончательно замер, держась на вытянутой, как струна, якорной цепи. Моряки крепили швартовные концы, фиксируя положение корабля к пирсу.

— Якорь-цепь выбрана, — откуда-то из поднебесья вылетел радостный голос боцмана. Он не мог видеть, а только слышал из переговорного устройства доклады швартовых партий и на свою ответственность уменьшил на один метр длину выброса якорной цепи.

Такое решение спасло корабль от навигационного происшествия. Командир моментально оценил ситуацию: «Боцману — флотское спасибо!» Плечи его заметно опустились, сам он расслабился от своей уверенности, понимания, что полностью контролирует ситуацию.

Напряжение ответственности автоматически от командира перешло к другому члену экипажа. Куринов увидел похожего на сжатую пружину механика. Не дожидаясь установки трапа, тот перепрыгнул через погнутые леера на пирс. Было видно, здесь чувствует себя как дома. Повелительно распределял бегущих навстречу людей, одетых в грязно-красные каски, жилетки. «Мазутная команда» тащила за собою черные шланги и катила переносные насосные устройства для ускорения прокачки топлива. Полтора часа отводилось на бункеровку двух с половиной тысяч тонн флотского мазута.