Тайна Орлиной сопки - [10]

Последняя боевая операция надолго вывела овчарку из строя. Но вот уже несколько дней Амур наступал на лапы. Словно почувствовал, что на границе тревожно и болеть некогда. Сегодня утром Ковалдин возобновил тренировки. Он вывел Амура за дувал и дал волю.

— Гуляй!

Засидевшийся Амур с радостным лаем носился вокруг ефрейтора. Петр делал вид, что ловит его, и тогда Амур убегал большими пружинистыми скачками.

Неожиданно, когда Амур описывал самый дальний круг, Ковалдин резко окликнул его:

— Ко мне!

Амур с ходу врезался в песок и застыл.

— Ко мне! — требовательно повторил ефрейтор, поднимая руку в сторону и опуская на бедро.

Амур послушно вернулся к хозяину и сел у его левой ноги.

— Хорошо, Амур, хорошо! — Ковалдин достал из кармана небольшую палочку и бросил. — Апорт!

Потом Амур брал препятствия и легко выполнил еще несколько команд, словно никакого перерыва в его тренировках не было.

Петр возвращался на заставу, с удовольствием думая о своем четвероногом друге. Он не заметил, что надтреснутая кромка берега основательно размыта водой.

Свежий ветер, перейдя границу, срывал с гребней волн прозрачную пену. Ковалдину захотелось подставить лицо брызгам. Земля не выдержала его тяжести и с глухим шумом обвалилась.

Петр с головой ушел под воду. Фуражку подхватило течением, и она уплывала все дальше. Гимнастерка и сапоги сковывали движения. И в это время ефрейтор почувствовал на своей щеке горячее дыхание Амура.

— Выручай, друг!

Усталый и злой вылез Ковалдин на песок: пропала фуражка. Амур между тем то исчезал в клокочущих водоворотах, то снова на поверхности реки появлялась его остроухая морда. Петр вдруг испугался: загубит овчарку.

— Назад, Амур! — Но река перекрывала его голос.

Тогда он сорвал с себя сапоги и бросился в воду.

Дежурный передал Шарапову приказание начальника заставы выяснить, что за необычное купание затеял Ковалдин с Амуром, тем более что оно было временно запрещено.

Шарапов бросил Кошевнику:

— Отдать концы! — и, едва отойдя от берега, дал полный ход.

Капитан Ярцев не смотрел на Серебренникова. Опять ЧП! В руках у него только что полученная телефонограмма: ефрейтору Ковалдину присвоено звание младшего сержанта.

— Я, пожалуй, это сообщение придержу, — хмуро сказал капитан.

— Вы — начальник заставы, — спокойно ответил Серебренников. — Вам и решать.

Бегалин размечтался: вот бы с ним приключилась такая история! Несколько минут назад он сменился с поста и еще не знает, чем заняться.

— Рядовой Бегалин!

— Я, товарищ старшина!

— Понимаю, вы с наряда, и загружать вас больше не полагается, — начал говорить Пологалов. — Но, может быть, прокатитесь с водовозкой?..

За водой на реку? Да кто же от этого откажется! Золотой человек старшина!

Опуская шланг, Бегалин нарочно споткнулся и упал в реку. Потом нажал на коромысла насоса, прислушался, как вода стекает в цистерну. Звук становился все глуше. Цистерна наполнялась, а ему хотелось, чтобы она была бездонной. Наконец вода заплескалась через край. Бегалин вытащил шланг, снова окунулся.

Шофер медленно тронул машину с места. Бегалин следом. На заставу пришел сухой, точно и не окунался. Старшина с сожалением взглянул на него: что он может поделать?

Часов с шести вечера жара понемногу начала спадать. Пограничники возвратились со стрельбища.

Бородуля вычистил карабин, поставил в пирамиду. Посмотрел, как Кошевник сражается с Шараповым в бильярд, и присел на скамейку. Вообще-то он был недоволен. Как следует не дали отдохнуть с дороги, а сразу потащили на стрельбище. Хотел пожаловаться Микаеляну, длинные ноги которого торчали из-под «газика», но подумал, что тот ответит: «Это тебе не хозяйственный взвод!» — и не стал его трогать.

Солдат достал из кисета махорку, привычно скрутил цигарку. Подошел дежурный по заставе сержант Назаров:

— Ну, как успехи?

Никита Кошевник красиво забил шар и, очень довольный, ответил за Бородулю:

— Его пули, товарищ сержант, сейчас вокруг Луны вертятся.

Бородуля обиделся, а командир отделения сказал ободряюще:

— А ты научись стрелять, вот и не будут над тобой смеяться.

Но Бородуле показалось, что сержант тоже смеется.

Перед ужином Шарапов направился в поселок. За клубом встретился автопогрузчик. Ефремов остановил машину и любезно поздоровался с ним.

— Может, подвезти, старшина?

— Спасибо, мне рядом, — ответил Вахид и увидел на переднем крюке автопогрузчика камеру. — Вот если водички можно…

— Пей, — охотно разрешил Ефремов.

— А ну-ка сними камеру! — произнес кто-то над самым ухом.

Он обернулся: Истат. Стоит в двух шагах от него в ярком цветастом платье. По смуглым щекам разлился румянец. Губы приоткрыты и словно охвачены пламенем. Большие черные глаза смотрят дерзко.

— Сними, сними камеру!

Камера была основательно наполнена водой. Держать ее было трудно.

— Выше! — распорядилась Истат и тряхнула тяжелыми косами.

— Так? — спросил Шарапов, не без усилия поднимая камеру над головой.

Девушка кивнула.

— А теперь лей.

Он наклонил камеру. Истат вдруг подскочила и встала под струю.

— Что ты делаешь, девона?[6] — окончательно сбитый с толку, спросил он.

Теперь Истат стояла перед ним мокрая и смешная. Цветы на ее платье почернели. Платье туго обхватило хрупкую девичью фигурку.