Тайна Оболенского университета - [131]

44. Концерт Вивальди

В эзотерике существует понятие «пограничного состояния», когда человек находится между сном и бодрствованием. Говорят, в таком состоянии мы можем раскрыть границы сознания, познать глубинный смысл вещей, воскресить в памяти давно забытое. Я лежала в кровати и точно сознавала, что нахожусь в Праге в арендованной квартире, за стенкой на полу спит Дима… Но в то же время я словно воспарила над землей и снова перенеслась в Клементинум. В голове путались мысли, не давая уснуть, заставляя шестеренки разума усердно работать:

Кониас Браге увлекся мистикой и оккультизмом… Его поездка в Россию была интересна ему с мистической точки зрения… Браге утверждал, что для того, чтобы достичь высот, необходимо сочетать в себе силу и мудрость… Он называл свою идею «Благой вестью» по аналогии с Архангелом Гавриилом, принесшим «Благую весть» Деве Марии, что та станет матерью Христа… Он называл свою идею «Благой вестью»… «Благой вестью»…

Я будто упала с высокой башни. Широко распахнув глаза, увидев над собой не звездное небо, а обычный потолок, я даже не сразу поняла, что произошло, но мысли, воспоминания и все мои догадки вдруг дали ответ на наш вопрос.

Я вскочила с кровати и бросилась к Смирнову. Он уже спал, и это разозлило меня не на шутку! Как он посмел дрыхнуть, когда я так извожусь?! Плюя на все рамки приличия, я сорвала с него одеяло, села рядом и начала его тормошить.

– Дима, проснись!

– Ланская? – сквозь дрему вопросил он. – Что тебе нужно?

– Проснись же ты! Я знаю, где манифест! – радостно заявила я, но Индюк только отвернулся. – Ты не слышал, что я сказала? Дима, я знаю, где Кониас Браге спрятал манифест! Мы искали не в том месте!

– Ланская, ты в своем уме? – Смирнов приподнялся на локтях и щелкнул выключателем торшера. – Тебе сон приснился дурной? Какой манифест? Нет его. Мы все обыскали.

– Мы искали не там! Дима, я все поняла, – воодушевленно сказала я, но Индюк не разделил моего энтузиазма.

– Лер, мы час назад легли. Дай поспать.

– Но наше расследование…

– Утром, неугомонная женщина, утром, – он совершенно наглым образом повалил меня на свою постель, выключил торшер и подмял под себя.

– Ты что творишь? – прошипела я.

– Пытаюсь угомонить тебя. Спать дико хочу, – пробурчал он и, сильнее прижимая меня к своему горячему, до неприличия соблазнительному, упругому телу, уснул.

Во мне кипели самые разные чувства – хотелось рассказать о своем открытии, возмутиться Диминой наглости и… прижаться к нему, чтобы сладко уснуть в горячих объятьях. В борьбе здравомыслящей женщины, женщины гордой и обычной влюбленной дурочки победила последняя. Я пообещала себе утром обязательно пожалеть о своей слабости, но пока, повернувшись в его объятьях, сладко уснула.

Теплая, приятная, густая, тягучая темнота. Тепло, уют и терпкий сладковатый запах. Хорошо. Я приоткрыла глаза и поняла, что уткнулась носом в Димину грудь. За окном слабо брезжил рассвет, можно было позволить себе еще поспать, но лучше уйти к себе. Я попыталась выпутаться из Диминых объятий, но не вышло. Он пробормотал что-то неразборчивое и сильнее прижал меня к себе. Я кулачками уперлась в его грудь, но так сделала неудобнее только себе. Пришлось расслабить ладони… Одной рукой я скользнула вниз и, протиснув ее под Диминым локтем, обняла спящего мужчину. Он, шумно выдохнув, навалился на меня, и я почувствовала его возбуждение. Резко вспыхнули дурные воспоминания, но так же быстро и отступили, как только он поцеловал меня в макушку, во сне, неосознанно. Крепостные стены, старательно возведенные вокруг сердца, дали трещину… Сил держать оборону оставалось все меньше.

– Ты меня бесишь, Индюк, – прошептала я и, прикрыв глаза, коснулась губами его груди. – Бесишь…

– М-м-м… – простонал он, вызывая дрожь во всем теле.

– Бесишь… – в полудреме произнесла я, и снова меня окутала приятная, тягучая, густая темнота.

***

Где-то совсем рядом раздался громкий свист, и я, резко распахнув глаза, села на постели. Я была одна на матраце, а Индюк уже копошился у плиты.

– Чайник засвистел и разбудил тебя, – вместо пожелания доброго утра сообщил он.

– Сколько времени? – пытаясь сообразить, что произошло, вопросила я.

– Два, – спокойно ответил Дима.

– Два?!

– Ланская, не верещи. Мы уснули поздно. Не страшно раз в жизни проспать. Лучше расскажи про манифест. Утром ты сказала, что знаешь, где он, – Смирнов снова стал серьезным майором. Он налил себе в кружку кипятка, уселся на табурет напротив работающего ноутбука, пару раз кликнул мышкой, отодвинул компьютер и, схватив с тарелки бутерброд с бужениной, жадно его укусил.

– Да… Я поняла, где манифест. Давай схожу в душ, и за завтраком все обсудим? – предложила я.

– Неа… Еды нет. Все, что оставалось в холодильнике, я ем. Так что выкладывай про манифест, – продолжая поглощать громадный бутерброд, которым вполне мог поделиться, сказал Индюк.

– То есть, ты ешь, а я…

– Не кипятись, Ланская. Расскажи, что надумала. Потом пойдешь в душ, а я спущусь тебе за завтраком. Ты же любишь булочки? Ларек с трендликами уже открылся. Куплю тебе целый мешок, каких захочешь, свеженьких, горяченьких…