Тайна, не скрытая никем - [60]

Дом, где живут Уилл и Сэнди, скрыт забором из планок, выкрашенным в бледно-зеленый цвет. У Гейл падает сердце — его словно сжимает в тисках при виде этого забора, этой зеленой краски.

Улица кончается тупиком, так что Гейл вынуждена развернуться и идти обратно. Она снова проходит мимо того дома. В заборе есть ворота, чтобы машина могла выехать или въехать. И еще — щель для писем и газет. Гейл чуть раньше заметила такую щель в заборе перед другим домом — заметила только потому, что оттуда торчал журнал. Значит, ящик не очень глубокий и, просунув туда руку, можно нащупать конверт, если он стоит вертикально. Если почту еще не забрали люди, живущие в доме. И Гейл сует руку в ящик. Ничего не может с собой поделать. И в самом деле находит письмо, как и предполагала. И кладет его в сумочку.

Она доходит до мелочной лавки на углу и оттуда вызывает такси.

— Вы из какой части Штатов? — спрашивает продавец.

— Из Техаса, — говорит она.

Ей почему-то кажется, что здешним жителям будет приятно это услышать. И в самом деле, продавец поднимает брови и присвистывает.

— Я так и думал, — говорит он.

Конверт надписан почерком Уилла. Значит, это не ему письмо, а от него. Он адресовал это письмо мизз Кэтрин Тернаби, дом 491 по Хотр-стрит. Здесь же в Брисбене. Поперек конверта другим почерком нацарапано: «Адресат умер 13 сентября, вернуть отправителю». У Гейл такая каша в голове, что на миг ей кажется, будто умер Уилл.

Она приказывает себе успокоиться, собраться, укрыться ненадолго от солнечных лучей.

Но тем не менее, когда она, оказавшись в номере гостиницы, читает письмо, то приводит себя в порядок, снова берет такси, на этот раз до Хотр-стрит, и там, как и ожидала, видит объявление в окне: «Сдается квартира».

Но что же за письмо послал Уилл мизз Кэтрин Тернаби на Хотр-стрит?

=Дорогая мизз Тернаби!

Вы меня не знаете, но надеюсь, после того, как я объясню, почему к Вам обращаюсь, мы сможем встретиться и поговорить. Я предполагаю, что я — Ваш канадский кузен, поскольку мой дедушка приехал в Канаду из Нортумбрии примерно в 1890-х годах и почти в то же самое время его брат уехал в Австралию. Моего дедушку звали Уильям (как и меня), а его брата — Томас. Конечно, у меня нет доказательств, что Вы ведете свой род именно от этого Томаса. Я просто посмотрел в брисбенской телефонной книге и был счастлив увидеть там фамилию Тернаби, написанную именно так. Я всю жизнь считал все эти генеалогические изыскания глупыми и скучными донельзя, но теперь, когда занялся ими сам, понял, что это весьма захватывающее занятие, как ни странно. Возможно, в моем возрасте — мне 56 лет — человеку хочется обрасти родственными связями. Кроме того, у меня сейчас непривычно много свободного времени. Моя жена работает в местном театре и иногда пропадает там допоздна. Она очень способная и энергичная девушка. Женщина. (Она всегда ругает меня, если я называю девушкой любое существо женского пола старше 18 лет, а моей жене целых 28!) Я преподавал сценическое искусство в канадской средней школе, но в Австралии пока не нашел никакой работы.=

Жена. Он пытается придать себе респектабельности в глазах потенциальной родственницы.

=Уважаемый мистер Тернаби!

Наша с вами фамилия более распространена, чем Вы полагаете, хотя я в настоящее время и являюсь единственной ее носительницей, числящейся в брисбенской телефонной книге. Вы, возможно, не знаете, что она произошла от названия нортумбрийской усадьбы «Терновая обитель», развалины которой стоят до сих пор. Она встречается в различных написаниях — Тернаби, Тернби, Терноби, Тернабби. В Средние века все работники в имении — в том числе батраки, кузнецы, плотники и т. п. — брали фамилию владельца. В результате по земле ходит множество людей, носящих фамилии, на которые они, строго говоря, не имеют права. Лишь те, кто может проследить свое происхождение из этого рода начиная с XII века, и есть настоящие — гербоносные — Тернаби. Иными словами, они имеют право носить семейный герб. Я одна из этих Тернаби, а Вы, полагаю, нет, поскольку Вы ни словом не обмолвились о гербе и не можете проследить свою родословную дальше упомянутого Уильяма. Моего деда звали Джонатан.=

Гейл пишет все это на старой портативной машинке, купленной в магазине подержанных товаров по соседству. Она уже поселилась в доме 491 по Хотр-стрит. Это многоквартирный доходный дом, который называется «Мирамар». Он двухэтажный, покрытый замызганной кремовой штукатуркой. По сторонам крыльца, загражденного ажурной решеткой, стоят витые колонны. По-видимому, те, кто строил дом, решили придать ему неопределенный мавританский, испанский или калифорнийский колорит, характерный для старых кинотеатров. Управдом заверил Гейл, что в квартире все очень современно.

— Там жила одна старая дама, но ей пришлось лечь в больницу. Потом, когда она умерла, кто-то забрал ее вещи, но основная мебель осталась, поскольку квартира сдавалась с обстановкой. А вы из какой части Штатов?

Из Оклахомы, сказала Гейл. Меня зовут миссис Мэсси, я из Оклахомы.

Управдому на вид лет семьдесят. На нем очки, в которых глаза кажутся больше. Ходит он быстро, но нетвердо — клонясь вперед. Он жалуется на трудности — рост чуждого элемента среди населения, из-за чего теперь не найдешь хороших ремонтников; халатность некоторых жильцов; хулиганство прохожих, которые так и норовят накидать мусора на газон. Гейл спрашивает, известил ли он уже почтовое отделение о смерти жилички. Он отвечает, что собирался, но покойница почти не получала писем. И представьте, одно пришло как раз на следующий день после ее смерти. Он, управляющий, отослал письмо обратно.