Тайна Магдалины - [4]

Махмуд кивнул, снова став серьезным, и почти шепотом сказал сам себе:

— Как будто его сделали именно для вас.

Морин поднесла кольцо к свету, разглядывая, как оно смотрится на руке.

— Я не могу оторвать от него глаз.

— И оно должно принадлежать вам.

Морин с подозрением посмотрела на него, чувствуя приближение разговора о продаже. Махмуд выглядел намного элегантнее, чем уличные торговцы, но все-таки он был коммерсантом.

— Но вы же сказали, что оно не для продажи.

Она начала стаскивать кольцо, но хозяин магазина стал горячо возражать, выставив руки в знак протеста.

— Нет. Пожалуйста.

— Ладно, ладно. Сейчас будем торговаться, верно? Так сколько оно стоит?

На миг Махмуд посмотрел так, как будто получил серьезное оскорбление, прежде чем ответил.

— Вы неправильно поняли. Мне было поручено хранить это кольцо до тех пор, пока я не найду для него нужную руку. Я не могу продать его вам, потому что оно уже ваше.

Морин посмотрела на кольцо, потом снова озадаченно взглянула на Махмуда.

— Не понимаю.

Махмуд мудро улыбнулся и подошел к входной двери магазина.

— Конечно, не понимаете. Но придет день, и вы поймете. А сейчас просто храните кольцо. Как подарок.

— Я, наверно, не могу…

— Можете и будете. Должны. Если вы не сделаете так, я пропал. Вы же не хотите, чтобы это было на вашей совести.

Морин в замешательстве покачала головой и последовала за ним к входной двери, задержавшись у порога.

— Я действительно не знаю, что сказать и как благодарить вас.

— Не стоит, не стоит. Но сейчас вы должны идти. Тайны Иерусалима ждут вас.

Махмуд придержал для нее дверь, когда Морин шагнула за порог, снова поблагодарив его.

— Прощай, Магдалина, — прошептал он ей вслед. Морин остановилась, быстро обернувшись к нему.

— Простите?

Махмуд улыбнулся своей мудрой, загадочной улыбкой.

— Я сказал: «Прощайте, моя госпожа».

И он помахал Морин, которая помахала ему в ответ, снова шагнув под палящее ближневосточное солнце.

Морин вернулась на Via Dolorosa, где нашла Восьмую Остановку точно там, где указал Махмуд. Но она была взволнованна и не могла сосредоточиться, чувствуя себя странно после встречи с хозяином магазина. По дороге у нее снова закружилась голова, на этот раз еще сильнее, чем прежде, вплоть до потери ориентации. Это был ее первый день в Иерусалиме, и Морин, без сомнения, страдала от смены часовых поясов. Перелет из Лос-Анджелеса был долгим и утомительным, поспать почти не удалось. Но то, что произошло дальше с Морин, выходило за границы реальности.

Найдя каменную скамейку, Морин с облегчением присела отдохнуть. Ее качнуло от еще одного приступа головокружения. Безжалостное солнце вспыхнуло ослепительным светом, и молодая женщина вдруг мысленно перенеслась в другое место.

Она внезапно оказалась среди толпы. Вокруг нее царил хаос — многие кричали и толкались. Морин заметила, что толпящиеся люди одеты в грубую домотканую одежду, а на ногах носят грубые сандалии; она увидела это, когда кто-то больно наступил ей на ногу. В большинстве там были мужчины, бородатые и смуглые. Вездесущее послеполуденное солнце жгло их, смешивая пот с грязью на сердитых и расстроенных лицах вокруг нее. Она стояла на краю узкой дороги, и толпа прямо перед нею начала резко расступаться. Естественно образовавшаяся брешь расширилась, и маленькая группа медленно двинулась по тропе. Толпа, очевидно, следовала за этой кучкой людей. Когда движущаяся масса подошла ближе, Морин впервые увидела эту женщину.

Она была одной из немногих женщин в толпе — но не это отличало ее от других. Ее манера вести себя и царственная осанка придавали ей королевское величие, несмотря на слой грязи, покрывавший руки и ноги. Блестящие золотисто-каштановые волосы закрывал темно-красный платок. Инстинктивно Морин знала, что должна добраться до этой женщины, коснуться ее, поговорить с ней. Но волнующаяся толпа сдерживала ее, и она двигалась замедленно, как во сне.

Морин поразила пронзительная красота незнакомки. Она была стройной, с правильными, тонкими чертами лица. Но именно ее глаза преследовали Морин еще долгое время после того, как кончилось видение. В глазах женщины, огромных и блестящих от непролитых слез, необычного оттенка, где-то между янтарно-желтым и серо-зеленым, отражалась бесконечная мудрость и невыразимая печаль в едином обжигающем сердце порыве. На короткий, но показавшийся бесконечным миг их взгляды пересеклись, и Морин увидела в этих невероятно прекрасных глазах отчаянный призыв о помощи.

«Ты должна мне помочь!»

Морин знала, что этот призыв обращен к ней. Она замерла, как зачарованная, когда ее глаза встретились с глазами женщины. Эта связь прервалась, когда женщина вдруг посмотрела вниз на девочку, которая настойчиво тянула ее за руку.

Девочка взглянула вверх большими светло-карими глазами, такими же, как глаза матери. Позади нее стоял мальчик постарше и с более темными, чем у маленькой девочки, глазами, но явно тоже сын женщины. В этот непостижимый миг Морин поняла, что она — единственная, кто может помочь этой странной, страдающей царице и ее детям. Приступ сильного замешательства и что-то похожее на чувство безмерного облегчения пришли к ней вместе с этим пониманием.