Тайна Красного Дома - [52]

— Как будто здравомыслящий типус, — шепнул Энтони Биллу. — Лишних слов не тратит.

Энтони не предполагал извлечь много нового из показаний — к этому моменту факты дела он знал досконально, — но вот не родились ли у инспектора Берча какие-нибудь новые теории? Если да, то они проявятся в допросах коронера, поскольку коронер, без сомнения, был проинструктирован полицией, какие важные факты следует извлекать из каждого свидетеля. Билл был первым, подвергнутым извлечениям.

— Касательно этого письма, мистер Беверли? — был он спрошен, когда завершил свои главные показания. — Вы сами его видели?

— Написанных строчек я не видел. Я видел только обратную сторону. Марк держал его поднятым, когда рассказывал про своего брата.

— Следовательно, вы не знаете, что было в нем?

Билл испытал внезапный шок. Он прочитал это письмо не далее, чем утром. И прекрасно знал, что оно содержало. Но признаться в этом было никак нельзя. И тут как раз, когда он приготовился лжесвидетельствовать, он вспомнил, что Энтони слышал, как Кейли сообщил содержание письма инспектору.

— Узнал позднее. Мне сказали. Но Марк за завтраком вслух его не читал.

— Однако вы поняли, что письмо было неприятным?

— О, да!

— Вы бы сказали, что Марка оно испугало?

— Не испугало. Он словно был сильно раздосадован, но смирился с неизбежным. Что-то вроде: «О Господи! Опять начинается!»

Кое-где раздались смешки. Коронер улыбнулся и попытался сделать вид, будто и не думал улыбаться.

— Благодарю вас, мистер Беверли.

Следующим свидетелем был некий Эндрю Эймос. И Энтони встрепенулся, прикидывая, кто он такой.

— Он живет во внутренней сторожке, — шепнул ему Билл.

Все, что имел сказать Эймос, исчерпывалось следующим: в тот день незадолго до трех мимо его сторожки прошел неизвестный мужчина и заговорил с ним. Он видел тело и узнал в нем этого человека.

— Что он сказал?

— «К Красному Дому сюда?» — или что-то вроде.

— Что сказали вы?

— Я сказал: «Это Красный Дом. Кого вы хотите видеть?» Выглядел он таким неотесанным, знаете ли, сэр, и я не понимал, что ему тут нужно.

— Ну и?

— Ну, сэр, он сказал: «Мистер Марк Эблетт дома?» Так оно вроде бы и ничего, сэр, но только мне не понравилось, как он это сказал. А потому я встал перед ним и сказал: «Чего вам надо, э?» А он вроде как хихикнул и сказал: «Мне надо увидеть моего дорогого брата Марка». Ну, тогда я всмотрелся в него и увидел, что, может, он и брат, а потому сказал: «Коли вы пойдете по подъездной аллее, сэр, то выйдете к дому. Конечно, я не могу знать, дома ли мистер Эблетт». А он вроде как опять засмеялся по-вредному и сказал: «Отличной усадебкой обзавелся мистер Марк Эблетт. Денег куры не клюют, э?» Ну, тут я снова в него всмотрелся, сэр, потому как джентльмены так не разговаривают, а если он брат мистера Эблетта… Но прежде чем я что-то решил, он захохотал и пошел дальше. Вот все, что я могу сказать вам, сэр.

Эндрю Эймос спустился с возвышения для свидетелей и направился в глубину зала. Энтони не спускал с него глаз, пока не убедился, что Эймос намерен оставаться тут до конца расследования.

— С кем Эймос разговаривает сейчас? — шепнул он Биллу.

— С Парсонсом. Одним из садовников. Он живет в наружной сторожке на дороге в Стэнтон. Они сейчас все тут. Что-то вроде праздника для них.

«Интересно, будет ли он давать показания?» — подумал Энтони.

Да. Следом за Эймосом. Он работал на газоне перед домом и видел, как прибыл Роберт Эблетт. Выстрела он не слышал. А может, не заметил. Он чуток глуховат. И еще он видел, как через пять минут после мистера Роберта пришел еще один джентльмен.

— Вы не видите его сейчас в суде? — спросил коронер.

Парсонс медленно повернул голову. Энтони перехватил его взгляд и улыбнулся.

— Вон он, — сказал Парсонс, тыча пальцем.

Все уставились на Энтони.

— Это было примерно пять минут спустя?

— Вроде так, сэр.

— Кто-нибудь выходил из дома перед тем, как прибыл этот джентльмен?

— Нет, сэр. То есть я не видел, чтоб кто-то выходил.

Следующей была очередь Стивенс. Показания она давала примерно так же, как раньше инспектору. Ее допрос не выявил ничего нового. Ее сменила Элси. Репортеры, записывая, что она услышала, добавили в скобках «сенсация» в первый раз за все время расследования.

— Как скоро после того, как вы услышали все это, раздался выстрел?

— Почти сразу, сэр.

— Через минуту?

— Не могу сказать, сэр. Так все было быстро.

— Вы все еще были в вестибюле?

— Ох, нет, сэр. Я была у самой двери комнаты миссис Стивенс. Экономки, сэр.

— Вы не подумали о том, чтобы вернуться в вестибюль и выяснить, что произошло?

— Ох, нет, сэр. Я просто вошла к миссис Стивенс и сказала: «Ох, да что это было?» — испуганно так. И я сказала: «Это было в доме, миссис Стивенс, в доме». Ну, прямо, будто что взорвалось.

— Благодарю вас, — сказал коронер.

Новый взрыв эмоционального волнения в зале, когда место на возвышении занял Кейли; не «сенсация» на этот раз, но живой и, как показалось Энтони, сочувственный интерес.

Он давал показания взвешенно, не проявляя никаких чувств — ложь звучала с такой же размеренностью, как и правда. Энтони напряженно следил за ним, прикидывая, в чем заключается его странная привлекательность. Ведь Энтони, знавший, что он лжет, и лжет (как он полагал) не ради Марка, а ради себя, тем не менее в какой-то мере невольно разделял это общее сочувствие ему.