Тайна короля Якова - [8]

Трое молчали долгую минуту, пока девушка не заговорила:

— Ваш пристальный взгляд, сэр, смущает меня.

Тимон немедленно опустил глаза.

— Простите меня. Я старался запомнить ваши черты и первое мое впечатление. Это причуда старика: память, конечно, необходима при моей работе, а с возрастом она слабеет. Я считаю необходимым постоянно упражнять ее, из страха совсем утратить.

— Кажется, вы не столько старше других, сколько выше, — простодушно заметила Энн, — и не думаю, чтобы вам грозила опасность выжить из ума.

— На моем счету больше пятидесяти лет, — вздохнул Тимон, — и многие из них были долгими.

— На моем — всего двадцать, — возразила она, — но для меня это — целая жизнь.

— Я говорил вам, что она умна, — шепнул Марбери. — Она — мое благословение.

— Отец меня любит, — слабо улыбнулась Энн.

— Брат Тимон явился к нам с рекомендациями семьи самого сэра Филипа Сидни.

— Мне выдался случай оказать малую толику помощи, — потупившись, вставил Тимон, — в работе над более сложными частями «Аркадии». Спешу добавить, то было техническое содействие, изыскания. Я не наделен поэтическим слухом. И, конечно, это было довольно давно.

— Да, сэр Филип уже двадцать лет как умер, — спокойно отозвалась Энн с едва уловимым подозрением в голосе. — Все же содействие поэту в величайшем его труде…

— Так давно? — тихо проговорил Тимон. — Для вас — целая жизнь, а для меня — лишь миг. Я почитаю за счастье для себя, что его наследники вспомнили и рекомендовали меня спустя столь долгий срок.

— Перед тобой человек ученый, почтенных лет и скромности, Энн, — порывисто вмешался Марбери. — И с наилучшими рекомендациями. Отнесись к нему со всей серьезностью.

— Тогда он должен понимать, — возразила Энн, обращаясь к отцу, но глядя на Тимона, — что ему предстоит быть скорее моим опекуном, чем наставником.

— Тс-с! — Марбери покачал головой.

— Эти великие люди… — взгляд Энн объял весь зал. — Все эти великие люди собрались здесь для трудов во имя Господа — и короля. Мне говорят, что я не должна отвлекать их. Мой отец нанимает наставников, чтобы занять меня. Я уже посрамила нескольких. Вам об этом сообщили, брат Тимон?

Марбери вздохнул.

— Она права, — доверительно обратился он к Тимону. — Она была еще моложе, когда несколько взрослых мужчин пытались и не смогли состязаться с ней в быстроте мысли. Они отказались от места — или были уволены, — с нескрываемой гордостью говорил Марбери. В его словах не было ни намека на сожаление.

— Отлично. — Тимон склонился к Энн. — В таком случае я не стану тратить время на основы и выберу предмет изучения столь же увлекательный, как и поучительный.

— Я увлекаюсь театром. — Энн закрыла книгу, которую читала. — Не обсудить ли нам вашу любимую пьесу?

— Тогда, — поспешно вставил Марбери, — я вас покину…

— Минуту, отец. Если окажется, что я знаю о любимой пьесе этого монаха больше, чем он, ты выпроводишь его восвояси.

Энн обожгла Тимона взглядом.

— Дочь… — вступился Марбери.

— По правде сказать, — спокойно заговорил Тимон, — я редко бываю в современном театре, и — с вашего позволения — только слабый ум избирает «любимые» предметы. Однако в данный момент мне весьма нравится некая комедия. Возможно, вам известны прекрасные строки из нее:

«О ничтожное, жалкое племя людей, дети праха, увядшие листья.

О бессильный, о слабый, о немощный род, преходящие бледные тени.

О, бескрылые, бренные вы…»[1]

Марбери взглянул на Энн.

Ее лицо горело, щеки пылали, глаза потемнели.

— Тысяча извинений, — продолжил Тимон, не сумев сдержать чуть заметной улыбки. — Я думал, что вам знакомы «Птицы». Это величайшая комедия греческого драматурга Аристофана. Я, естественно, читал ее на языке оригинала, но уверен, что данный мною перевод на английский достаточно точен.

Марбери перевел дыхание.

— А теперь, — твердо сказал он, — я ухожу.

Резко развернувшись, он направился к двери зала.

Энн открыла рот, намереваясь возразить, но что-то в лице Тимона заставило ее передумать. Застывшее, невыразительное лицо. Маска человека, которому есть что скрывать.

6

Тимон придвинул стул к столику Энн и сел напротив.

— Эту пьесу впервые исполняли, — продолжал он, не глядя на девушку, — на великих Дионисиях в конце марта за четыреста с небольшим лет до рождения Господа нашего. Если пожелаете, я могу прочесть ее целиком. Я сохранил ее в памяти.

— Вы меня обманули! — взорвалась Энн. — Нет такой пьесы!

— В сущности, она более реальна, чем ваши современные пьесы, поскольку содержит основные строительные блоки, использовавшиеся почти в каждой комедии, написанной за последующие две тысячи лет. Вы, как я понимаю, изучаете Аристотеля.

Лицо Энн застыло, и в голосе послышался холодок.

— Вы вправе гордиться собой, — презрительно бросила она, — превзойдя девицу!

Тимон на мгновенье прикусил верхнюю губу и встретил ледяной взгляд спорщицы.

— Едва ли девицу… — Он прищурился и сильно понизил голос. — Я предпочитаю смотреть на вас как на товарища по ученым трудам. К тому же мой сан и хранимый более тридцати лет целибат позволяют мне забыть ваш пол. Вы обладаете умом — он стремится к познанию. Вооружитесь знанием, Энн, и тогда вы станете не просто помехой для великих людей, собравшихся в этом зале.