Тайна ключа из слоновой кости - [60]

Тело ее жаждало деятельности. Любое движение поможет ей снова почувствовать себя живой. Она упаковала сумку, положив туда достаточно одежды на неделю. В первый раз за это время Хоуп сняла с шеи ключ и бережно убрала его в сумочку. Затем, заперев за собой дверь, она направилась в Дулут и оттуда — в Вашингтон. Она повидается с отцом, даст показания перед Комитетом сената по иностранным делам и потом вернется на остров, чтобы сложить все вещи и окончательно покинуть его.

По дороге в аэропорт она завезла дневник Армана в бюро переводов и попросила переводчика, чтобы он начал работу с последней страницы. Тогда на следующей неделе она сможет забрать столько страниц, сколько он успеет перевести, и, может быть, узнает для себя что-то важное, содержащееся в конце записей.

Она съездила в парикмахерскую и постриглась. Сделала маникюр и даже побаловала себя маской для лица. Лиловые круги под глазами были еще видны, но взгляд ее постепенно становился твердым и блестящим — несколько месяцев назад она и не предполагала, что это возможно. Даже джунгли Сан-Хименеса не смогли так повлиять на нее! Все в ее жизни: и отец, и похищение, и карьера — отдалилось и ушло на второй план в результате ее общения с Арманом.

Прошло немногим более недели, прежде чем она вернулась в Дулут. Между Хоуп и ее отцом воцарилось полное взаимопонимание. Они, как никогда раньше, легко и свободно общались друг с другом, и это в какой-то степени помогло Хоуп примириться и с самой собой. Наконец-то.

Но все равно ни на минуту не забывала она об Армане. Если раньше ей только казалось, что сердце ее разбито из-за того, что он исчез, она жестоко ошибалась. Именно повседневная жизнь, независимо от того, где она находилась, заставляла Хоуп постоянно думать о своем одиночестве и его любви. Она тосковала по нему, замечая каждый взгляд, которым обменивались влюбленные, вдыхая каждый глоток воздуха, которому не суждено было утолить желание, пылавшее в глубинах ее существ;!.

И она не могла ни поговорить с кем-либо на эту тему, ни рассказать об этом кому-нибудь. Любой, кто выслушал бы ее историю, усомнился бы в ее рассудке, даже отец. Так что Хоуп продолжала улыбаться людям, которых не знала и до которых ей не было никакого дела, поддерживала пустые бессодержательные беседы на темы, которые ее совершенно не интересовали, и продолжала притворяться, что все в полном порядке. В то время как душа ее истекала кровью.

Уезжая из Вашингтона, она пообещала отцу вернуться через месяц и провести с ним всю зиму. Она попыталась заверить его, что с ней все в порядке, но оба они знали, что это ложь. Она видела в глазах отца беспокойство, но ничего не могла сделать, чтобы его рассеять.

Возвращение в Дулут и на остров оказалось еще тяжелее, чем пребывание в Вашингтоне. В пять тридцать вечера Хоуп приблизилась к причалу на острове Слезы. Переведенные страницы дневника Армана были спрятаны в сумочке — непрочитанные. Быстро темнело, и к вечеру резко похолодало. Лето закончилось, наступила осень. Листья уже начинали желтеть, и при первом же заморозке они загорятся великолепным пожаром красок.

Всю ночь Хоуп проспала как младенец.

На следующее утро она приняла душ, вымыла голову и даже слегка подкрасилась. Затем, держа в руке перевод дневника Армана, отправилась на холм, к валуну. Ей казалось, что это наиболее подходящее место для того, чтобы прочитать сокровенные мысли Армана.

Спустя часа три она по-прежнему сидела у валуна и тихо плакала. Раньше ей думалось, что она хорошо знает Армана, но теперь она узнала его гораздо лучше. Последний абзац дневника поведал ей даже больше, чем она хотела бы знать. «Я не совсем уверен, что Фейт способна пойти против воли своего отца настолько, чтобы стать моей. Она ведь еще так молода и так напугана миром, окружающим ее. Я надеюсь, что она повзрослеет и сможет полностью полагаться на свои собственные суждения, превратится наконец в зрелую женщину. Но взросление проходит тяжело и с болью — от приобретения мудрости. Она еще совсем молоденькая девушка, а мне хочется видеть ее взрослой, расцветшей женщиной, готовой справляться с проблемами, занимающими жену и мать. Она необходима мне как партнер в жизни, а не как дочь или подруга по играм. Кажется, пока она старается избегать страданий взросления, предпочитая удовольствия… но мне не следует писать так о моей возлюбленной. Ведь и у меня есть недостатки, с которыми мне надо научиться жить и которые должны учить меня жизни. Вот только, думая о Фейт, я не уверен, хочет ли она учиться. Похоже, она любит мысль о том, что влюблена в меня, больше, чем меня самого. Еще четыре дня — и я буду знать начертанную мне судьбу. В полночь мы встречаемся у Порт-Гурона. Если она придет, я буду знать, что она действительно готова к браку и ко всему, что с ним связано. Если же не придет, это тоже будет ответом. Я молюсь о том, чтобы наши ответы совпали так же, как и вся наша с ней жизнь».

Но именно последний абзац, написанный дрожащей рукой на чистой странице, больше всего потряс Хоуп, заставив ее почувствовать незримое присутствие Армана.