Тайна Кара-Ташского подземелья - [24]

— Огонь! — скомандовал Сидоров.

Застрекотал пулемёт, затрещали винтовочные выстрелы пограничников.

В первых рядах наступающих раздались дикие вопли, ржание, и несколько коней вместе со всадниками на полном скаку рухнули на каменистую землю. Остальные, осадив лошадей, повернули назад и во весь опор поскакали в укрытие за выступы скал.

— Медведь, поддай ещё жару, — загоготал Свищевский, — пусть не суются…

Сидоров прервал:

— Отставить! Бить надо на подступах, и только наверняка. Дождик оказался не по вкусу. Может быть, одумаются и уйдут.

— Как бы не так, — заговорили бойцы, — Джаныбек-Казы уйдёт… Жди.

— В прошлом году он хотел пройти через заставу Ойтал, так дрался до тех пор, пока всю его банду не разгромили…

— Да, только, жалким остаткам его банды удалось бежать в Китай. А сейчас, смотри, сколько снова навербовал…

— Ждать, конечно, что он уйдёт, и думать нечего…

— Плохо, что наступает темнота, — проговорил Сидоров, — могут по бокам пройти… — Он задумался и затем добавил: — Бердников, тебе с Шаганом придётся прикрывать правый фланг, залечь надо на берегу реки. Там тебе каждый камень знако́м…

— Есть прикрыть правый фланг! — ответил Яков Бердников.

— Ватник, — продолжал Сидоров, — ты с Охапкиным пойдёшь на левый фланг.

— Будет выполнено, товарищ командир! — отчеканил Иван Ватник.

Сумерки быстро сгущались, наступала темнота. Басмачи не предпринимали атак, но и не уходили. Слышен был их говор, отдельные возгласы, кашель.

— Ну, пора, — сказал старшина.

Четверо пограничников один за другим выпрыгнули через заднее окно в сумеречную темноту и скрылись.

Ночь пришла тёмная, непроницаемой завесой опустилась она перед глазами: в трёх метрах ничего не было видно. Стояла мёртвая тишина. Изредка сонно вскрикивала какая-то птичка, время от времени негромко посвистывали суслики.

Невдалеке от погранпоста сверкнула сталь, послышался шорох. Сидоров подался вперёд.

— Ползут, гады…

Внезапно слева и справа от поста раздались оглушительные взрывы гранат, всколыхнувшие ночную тишину, точно раскаты грома.

Глухо затараторил пулемёт, но по команде «отставить!» смолк.

— Куда стреляешь?! — злобно прошептал Сидоров. — Патроны беречь надо.

В наступившей снова тишине послышались стоны и топот убегающих басмачей.

До утра пограничники не смыкали глаз, пристально всматривались в темноту, напряжённо вслушивались в ночную тишину, но враги больше не появлялись. Когда над горами заалел восток, бойцы, посланные на прикрытие флангов, вернулись в помещение поста.

— Приказание выполнено, — доложил Бердников, — враги получили по заслугам…

— Я дивлюсь, — перебил его Ватник, — а воны як ти черепахы ползуть… а впереди всих — здоровенный такый… пыхтыть. Я в него камнем… Он сник… лежит, як гора. Вон, — он показал рукой в амбразуру и от удивления расширил глаза: — Нету…

— Смотрите, — закричал Охапкин, — с горы спускается всадник и, кажется, Бакен…

— Бакен!?. — Сидоров придвинулся вплотную к амбразуре. — Она… Мурата, видимо, поручила отвезти чабану с перевала…

Прильнув к шее лошади, Бакен медленно спускалась по крутому склону вниз. Лошадь, припадая на передние ноги, сдерживала движения, чтобы не оступиться, но, оказавшись у подножья, подгоняемая всадницей, рванулась вперёд. Из-за большого валуна, находившегося на ее пути, раздался выстрел и лошадь с размаха уткнулась головой между двух камней. Бакен вскочила на ноги, побежала к посту.

В лагере басмачей поднялся крик: «Алла, ла-ла!!!» И вслед раздались частые винтовочные выстрелы. Пули, визжа, защёлкали вокруг Бакен.

— Ложись! — крикнул Сидоров.

Бакен припала к земле, на четвереньках двинулась вперёд.

Наперерез ей, пробираясь от камня к камню, устремился толстый басмач, в котором Ватник узнал ночного лазутчика.

— А, чтоб теби было пусто, — зло сплюнул Ватник. — Як же вин не подох? Я ж тебя доконаю, сукинова сына…

Он положил винтовку на мешок с песком, сощурился, поймал на мушку мясистую грудь басмача… Но в тот момент, когда он дожимал спусковой крючок, басмач схватил Бакен и, защитив себя её телом от поста, пополз между камней в сторону лагеря. Бакен отчаянно вырывалась, билась ногами, но всё было безрезультатно точно железными клещами, обхватил басмач её маленькую фигурку.

Бойцы, стиснув зубы, переглянулись: что делать?

Кровью налились глаза Сидорова.

— Что же это, товарищи… — вскочил Шаган, но возглас его оборвался стоном, он схватился за голову и повалился на пол.

Друзья окружили его, осмотрели. Пуля прошла через челюсть и шею. Шаган стонал, отплёвывался кровью. Его перевязали и уложили в угол на дощатый пол.

— Так дальше не пойдёт, — строго сказал старшина, — надо быть осторожнее… Мы должны себя беречь, чтобы отстоять границу… — Он снова прильнул к амбразуре.

Басмач поднялся и, топая ногами, точно пудовыми гирями, рысцой побежал в логово басмачей, увлекая за собой пленницу.

Сосредоточенные лица пограничников потускнели, взгляды потупились, наступила минута тягостного молчания.

В наступившей тишине они уловили звуки частой стрельбы, доносящейся издали.

— Это на заставе Ишик-Арт, — растягивая слова, заговорил Жуков, — на нашей заставе. Значит, помощи ждать неоткуда. Там тоже идёт бой.