Тайна Иеронима Босха - [90]

Они прошли по коридору к лестнице и спустились вниз. Петрониус думал, что их путь пройдет через улицу за городские стены, где в течение последних недель не остывало кострище. Однако палач постучал в дверь, расположенную в стороне от лестницы. Темная дверь отворилась, и они вошли внутрь.

На грязных, ободранных стенах висели лучины, свет которых тускло освещал ведущую вниз лестницу. В пересохшем горле художника запершило, и он закашлялся. В проходе пахло сыростью и плесенью. Снизу доносился сладковатый запах, Петрониус с ужасом узнал его — запах крови. Перед ним вышагивали палач и двое его подручных, позади еще двое завершали процессию, закрывая путь к отступлению. Подмастерье насчитал тридцать пять ступенек, пока они не дошли до помещения, где кончалась лестница. Раздался хриплый голос:

— Где эта собака?

У Петрониуса подкосились ноги, когда он увидел, кто произносит эти слова. Патер Берле!

— Вы удивлены, мастер всезнайка и плут? Думали, меня можно провести? Меня!.. Одно вы должны запомнить навсегда, дорогой Петрониус Орис. У меня повсюду глаза, и мои уши слышат разговоры даже за самыми толстыми стенами. Поэтому бессмысленно разыгрывать здесь комедию.

Глаза Петрониуса постепенно привыкали к красноватой темноте подвала. Патер Берле стоял в нескольких шагах от него, прислонившись к колонне, которая возвышалась посередине комнаты и поддерживала своды. То, что художник увидел в отблесках матового света, заморозило кровь в жилах. Скамейка для растяжки, подъемные механизмы дыбы, маски, железо, таз с раскаленными углями, испанский сапог, щипцы и плетки всех видов.

— Оглянитесь, художник. Для любой правды здесь найдется инструмент. Отвечайте на мои вопросы по чести и совести. Если запнетесь или солжете, вами займется палач. Вы поняли?

Петрониус кивнул. В красноватом блеске пылающего горна инструменты казались подмастерью демонами пыток, которые собрались вокруг, чтобы приветствовать его перед вратами ада. По заостренному лицу инквизитора пробежала тень, нос вырисовывался остро, как клюв хищной птицы. Перед глазами Петрониуса разыгрывалась настоящая сцена ада, в его тело проникала тьма, которую он уже пережил однажды, когда горел дом его бабушки и дедушки и он не мог пройти сквозь стену пламени до порога. Тогда мальчика схватил отец и выбросил наружу, прежде чем смог перепрыгнуть сам. Но ощущение потери самого себя отпечаталось в душе Петрониуса и теперь с новой силой охватило его.

Дыхание художника участилось, зрачки застыли. Глядя на инквизитора, он растянулся бы на каменном полу, если бы один из помощников палача не удержал его за руку.

— Уже страшно, художник? Слишком рано! Сначала ответьте на мои вопросы. Вы говорили с Зитой?

Итак, их подслушивали. Поток воздуха за стеной и дыра за распятием не обманули его.

— Нет, — выдавил подмастерье.

— Вы отрицаете, что видели сестру Хильтрут?

Петрониус кивнул. Пот стекал с лица, туманя взгляд.

Он не мог видеть, как патер воспринимает его ложь.

— Где картина, которую тайно нарисовал ваш мастер?

— Мне известно только, что ее увезли, — последовал быстрый ответ.

Священник должен был знать, что Петрониус говорит правду.

— Где скрывается Якоб ван Алмагин?

Вопросы вонзались, как иголки, они означали, что ученый ушел безнаказанным. В своей рукописи подмастерье еще не упомянул Алмагина.

— Отвечайте, Петрониус Орис, или испытаете, что такое щипцы.

— Я не знаю. Я не встречал его в течение нескольких дней до моего ареста.

— Что изображено на картине, которую нарисовал мастер Босх?

— Не имею понятия, он никогда не показывал мне ее.

Задавая последний вопрос, инквизитор подошел вплотную к подмастерью и теперь изучал его лицо. Затем он отвернулся, скрестил руки на груди, словно хищник, сложивший крылья. Со зловещим спокойствием в голосе патер заявил:

— Вы лжете, Петрониус Орис! Лжете! Лжете! Вы забыли, что я приказал написать обо всем, что происходило в доме мастера Босха. Вы пренебрегли своим поручением и будете наказаны. И сейчас вы пытаетесь уклониться от ответа, в то время как я терпеливо и по-дружески напоминаю вам о вашем обещании.

В глазах Берле зажегся опасный огонек. Инквизитор указал на инструменты пыток, висевшие на стене, и проговорил:

— Палач знает свое дело. Чтобы выяснить правду в необычное время, нужно прибегать к необычным средствам. Привяжите его!

Сообщники палача железной хваткой сгребли художника за руки и потащили к скамье, к верхнему и нижнему концам которой были привязаны кожаные ремни. Они засунули его конечности в петли и затянули их. Меж тем палач снял со стены два куска железа и держал их в правой руке над горном, а левой накачивал воздух в мехи, чтобы разжечь пламя.

— Где картина, еще раз спрашиваю вас? — увещевал Петрониуса инквизитор.

— Я не закончил рукопись. Я ничего не знаю о картине.

— Вы запираетесь, Орис, но железо откроет вам рот. Палач подошел ближе и указал на раскаленные прутья, сложенные буквой «Л»:

— Вам выжгут сейчас букву «Л», что означает «лжец», на руке, художник. После этого мы снова побеседуем.

Рот открылся сам собой, и у Петрониуса вырвался протяжный крик, когда палач, для которого все это было обычной, рутинной работой, приложил раскаленное железо к внутренней поверхности левой руки. На глаза художника опустилась пелена, от боли перехватило дыхание, запах паленого мяса сжимал горло.