Тайна и ложь - [51]

Благодаря тому, что отец до распределения призывников по военным частям преподнес полку, по численности равному примерно дивизии, красный перец, необходимый в сезон заготовки кимчи, намерения Ёну служить на передовой на побережье Восточного моря вообще никто не принял во внимание. Ему была предоставлена роль помощника офицера, и он на учениях в отглаженной до остроты военной форме, в начищенных ботинках по нескольку раз показывал новобранцам пример военной выправки. Во время второго отпуска Ёну перепрыгнул через забор общежития, где жила студентка. Несколько часов назад девушка встречалась с ним, но сейчас на том же самом месте она появилась с молодым человеком из хорошей семьи, из престижного университета, получившим освобождение от военной службы. Она ушла, взяв его под руку, а Ёну пил в одиночестве водку, не отводя взгляда от стула, где сидела студентка, и никак не мог поверить в то, что увидел несколько минут назад. Он еще раз перемахнул через ограду, чтобы увидеть студентку, но ему пришлось убегать от старого охранника общежития и трех собак. Дверь Ёну, вернувшемуся домой в грязи, открыл отец.

— Иди помойся и ложись спать.

Ёну услышал тяжелый голос отца, и тут же, словно получив разрешение, все то, что он съел до этого, вырвалось из его желудка под ноги отца. Студентка позвонила домой и попросила родителей взять ее с собой, когда они поедут на свидание к Ёну, но ей было отказано. Она даже получила вежливую, но холодную просьбу больше не звонить. Возможно, виной была ее дерзость, но отец с некоторых пор невзлюбил говор южной провинции Кёнсандо.

Немного позже сверстников, но все-таки Ёну окончил университет. Он поступил в маленькую строительную фирму и начал свою первую службу на прибрежной стройке в провинции Канвондо. Но и в этот раз работа Ёну не пришлась по душе отцу. Примерно через два месяца отец вошел во двор бедного рыбацкого дома, на заборе которого была развешена сеть, и в тот момент, когда он открыл дверь комнаты в пристройке дома, где до позднего утра спал Ёну, снова пришел конец его короткой независимости. Чтобы отец мог сесть, он отодвинул в сторону никелированный поднос, стоявший в изголовье, и пустая бутылка из-под водки, ударившись об миску с острой соевой пастой, громко зазвенела. Постель была смятой, одежда, висевшая на гвозде на стене, пропитана грязью. Как обычно, не требуя никаких объяснений, отец вынес свое решение, исходя из того, что Ёну мог сделать в наихудшем случае. Среди живущих на берегу людей, относящихся с пренебрежением к новичкам, или грубых работяг на стройке Ёну пользовался неплохой репутацией, но отец придерживался собственного мнения относительно сына и не верил никому.

Вернувшись в Сеул, отец снова взялся за сигареты, хотя бросил курить, и после долгих размышлений определил место работы Ёну. Это была должность государственного служащего самого низкого уровня. Казалось, такая работа больше всего подходит Ёну, не сделавшему ничего разумного за свою жизнь, если взглянуть со стороны. Правда, он привык убегать из дома, но Чонук думал, что на этой работе Ёну научится порядку, вынужденный вовремя приходить в офис и уходить оттуда. Конечно, сын не блещет способностями, и ему придется выполнять не очень важную работу, используя при этом свою интуицию и умение приспосабливаться, но, как надеялся Чонук, Ёну сможет терпеть свое незавидное положение, как и многие другие простые служащие низшего звена, тихо сидящие в углу большого учреждения. Именно такие чиновники встречались Чонуку до сих пор. То, что жалованье небольшое, беспокоило его. Но если подумать о нелепом героическом состоянии души Ёну и его привычке бродяжничать, то, возможно, было хорошо, что он не сможет получать много денег. С помощью хорошо известного ему метода взяток и просьб отец устроил его на работу. Не успели вернуть долг, взятый из-за проблем с университетом и армией Ёну, как надо было отдавать новый долг. На это ушло несколько месяцев. И в это время Ёну сбежал так далеко, насколько хватило сил.

Была глубокая ночь, когда автомобиль отца подъехал к дому. Пока мать накрывала на стол, Ёну безучастно сидел на диване в гостиной, словно пришел в чужой дом. Глядя на пальцы, от которых поднимался табачный дым, отец после долгого молчания заговорил. Голос был спокойным.

— Что ты думаешь о моей жизни?

Ёну вслед за отцом лишь смотрел на дым сигареты, не говоря ни слова.

— Ничем она не примечательна. И тем не менее легкой не назовешь. Стоит начать бередить душу, так никак не уснуть под крышей своего дома. Смотрю на тебя, и кажется, ты рос, как и я, а у меня всегда на душа было неспокойно.

Сигарета прогорела, пепел начал скрючиваться, и отец примял ее в пепельнице.

— Я всю жизнь был один и ни от кого не получал никакой помощи. Поэтому я думал, что рядом с тобой должен быть человек, всегда готовый помочь тебе.

Ёну смотрел на фотографии, висевшие за спиной отца. Вместо семейной фотографии, более десяти лет занимавшей одно и то же место, висел снимок в честь тридцатилетней годовщины со дня свадьбы, сделанный в фотоателье, где полностью отретушировали лица отца и матери. Там, где раньше находилась фотография Ёнчжуна в форме бакалавра, висел календарь, на нем выделялось название банка. Нигде не было видно вещей Ёнчжуна.