Тайна и ложь - [30]
Темой разговора, заведенного Бананой, несомненно, был Чон Усон. Вопрос звучал так: «Если сказать „симпатичный корейский артист“, то кто скорей приходит на ум? Чан Тонгон или Чон Усон?»
— Лицо Чан Тонгона, конечно, приятное. Однако не знаю даже…
И по интонации, с какой она начала эту фразу, можно было догадаться, каким будет ответ.
— Твое имя, Хан Чури — это что, псевдоним?
Этот голос принадлежал уже помощнику. В большинстве своем корейские имена похожи друг на друга или звучат неестественно, а причина в том, что у людей на создание новых имен не хватает ни изысканности, ни образованности в области родного языка, поэтому они, как правило, заимствуют несколько уже придуманных имен. Таково было мнение помощника. Он окончил филологический факультет университета, в свое время был председателем студенческого общества, пропагандирующего родной язык, чем и объяснялся столь критический взгляд на этот вопрос.
— Правильно, это псевдоним. Чури произносится на корейский манер, а вообще мое имя Джулай. Я в июле родилась. И сейчас, когда я приезжаю в Канаду, все меня зовут Джулай.
О том, что Хан Чури в старших классах училась за границей, Ёнчжун узнал при первой встрече. Конечно, и слово «Канада» было произнесено, но тогда для него это географическое название не значило ничего, кроме того, что оно находится рядом с США. Он помнил еще выступления живущих там актеров-соотечественников, от них осталось не очень приятное впечатление: казалось, они становятся актерами за границей, следуя моде.
Если бы не возникло неизвестно откуда взявшееся имя Мёнсон, то сейчас Ёнчжуну не пришлось бы морщить лоб.
— Значит, твое имя — Июль? Июль, июнь — это все имена служанок.
— Что это значит?
— Знаешь Робинзона Крузо? Ведь он назвал слугу, которого поймал в пятый день недели, Пятницей.
— А, так вы имеете в виду слугу?
— Да. Зато в именах девушек-хозяек обычно есть названия фруктов, как, например, яблоко, персик или банан. Я права, господин режиссер?
Банана повернула голову и посмотрела в сторону Ёнчжуна. Он ничего не ответил.
— О, господину режиссеру хочется выпить водки? Ничего не поделаешь. Ну все, идем пить.
Должно быть, усталость на его лице заметила не только Банана; и Хан Чури тоже подумала об этом.
— Господин режиссер, пойдемте вместе.
Ёнчжун лишь думал о своем, но выражение его лица, очевидно, было воспринято так, будто он в растерянности смотрит на Чури. Вдруг перед его глазами возникла Банана и замахала руками.
— Господин режиссер, так нельзя! Если вы полюбите главную героиню, этому фильму придет конец! Он получится неубедительным!
Ёнчжун посмотрел на часы. Через пятнадцать минут Ёну заканчивал работу.
Ёну сразу взял трубку. Ёнчжун как будто слышал, что служба в строительной отрасли — особая работа. Человек по нескольку месяцев может пропадать на стройке, или, наоборот, ему приходится сиднем сидеть в офисе перед калькулятором. Ёнчжун кратко рассказал о деле.
— Хотелось бы скорей все закончить, и если у тебя есть время, то поезжай в К. и заключи договор о продаже дома.
— В эти дни я сижу в офисе, никуда не могу выйти.
Отказ Ёну оказался коротким, и причина была ясной.
— Да?
Ёнчжун быстро смирялся, когда что-то не получалось, и все из-за того, что, получив отказ, он старался как можно скорей избавиться от неприятного осадка. Он не хотел, чтобы собеседник заметил его состояние, поэтому нарочито сухая интонация, с какой он начал разговор, стала мягче.
— Как твои дела?
— Так себе. Отцовский дом будет продан?
— Да, хочу переписать его тому, кто там сейчас живет.
— Ну что ж, хорошо получилось.
— Но кроме этой женщины нашелся еще один желающий. Оказывается, до того как построили наш дом, на том месте кто-то жил. Ты об этом что-нибудь слышал?
— Я знаю, что отец строил дом на земле, которую купил у родственника, но кто он — даже не представляю.
— У родственника? Тогда, значит, отец того сыщика доводится нам родственником?
Ёнчжун в общих чертах рассказал Ёну о встрече с мужчиной. Пока он рассказывал, его голос стал немного выше, и можно было догадаться, что в это время у него над левой бровью появились две морщины. Ёнчжун терпеть не мог, когда что-то получалось не так, как было задумано. По сравнению с этим трудность самого дела, скорей всего, не представляла собой большую проблему. Если разобраться, то секрет успеха отличников на удивление простой и легкий: они никогда ничего не начинают без подготовки. Как считал Ёну, Ёнчжун определенно воспринимал его как провинциала, но если посмотреть, то и сам брат почти не изменился с детских лет. Даже когда предмет в школе казался неинтересным или не был особо важным, Ёнчжун не мог легко отнестись к заданию, поскольку не был таким плохим учеником, как Ёну, который подписывал свой экзаменационный лист и сразу откладывал его, независимо от того, трудные или легкие выпадали вопросы.
Снова в голосе Ёнчжуна почувствовалась та нарочитая сухость, с которой он начал говорить о деле.
— Отец тебе об этом ничего не сказал?
— О чем?
— О том, что хочет в конце жизни вернуться на родину, как отец того сыщика.
Ёну вместо ответа бросил вопрос:
— А ты об этом не думаешь?
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)