Тайна графа Эдельмута - [7]

Граф улыбнулся, вспоминая.

— Он и сейчас живет, этот толстяк — розовощекий и веселый… Тогда, в благодарность, он перестал брать с меня плату за чердак.

— Ишь, ваше сиятельство — талант! — восхитился Упырь.

— Талант… Я не собирался становиться лекарем. Лечить людишек, копаться с их недугами… — Граф поморщился. — Мне нужно было другое. Я верил, что с моими магическими способностями могу достичь большего. Только как? Я не совсем себе представлял. До тех пор, пока не повстречал графа Эдельмута.

…Это было ясным летним вечером. К тому времени я уже закончил учебу, вернулся на родину и устроился помощником лекаря на одной из тихих улочек Альтбурга. В тот вечер я возвращался из лесу со своими травками. Вдруг навстречу мне выехали два всадника. То были граф Эдельмут и его молодая супруга. Возвращаясь с прогулки в свой замок, они ехали по лесной тропе. Он догонял ее на своем скакуне. Она оборачивалась и смеялась. В общем, можно было сказать, не заглядывая в их сердца: они были счастливы. Вот тогда-то… Тогда-то я ясно понял, чего в этой жизни мне хотелось больше всего. Мне хотелось быть на месте графа. Веселого. Богатого. И счастливого.

На минуту в комнате воцарилось молчание.

— Помню, как сильно тогда мне этого возжелалось, — глухо продолжал граф. — Так сильно, что я бросил все мои травки — и побежал без оглядки домой. Я размышлял недолго. Как раз в это время граф Эдельмут уезжал на войну. Я поехал следом.

— Да-а, — покивал Упырь, — бедняга граф Эдельмут. Однако — ух, горю любопытством! — что было дальше-то?

— Дальше я возвращаюсь в замок. Вот в этот, вот в эту комнату — здесь располагалась опочивальня графини. Представляюсь как виконт Шлавино. Целую ручку графине и дрогнувшим голосом молвлю: так и так, своими собственными глазами видел, как супруг вашего сиятельства, доблестный граф Эдельмут, сгорел в своей походной палатке, подожженной неприятелями. Плач, стоны, горе. Я плачу вместе со всеми. Ты ведь знаешь, я умею плакать: у меня есть для этого особый порошок.

Граф засмеялся.

— А по истечении определенного времени я прошу у ее сиятельства ручки.

— И не побоялись, что откажет? — удивился Упырь.

— Откажет? После того как я подсыпал ей в вино моего «соглашательного порошка»? После него, друг мой, никто не отказывается. И ты бы не отказался съесть самого себя, дай я тебе его попробовать. Хочешь?.. — Граф направился к двери, за которой стояли стеклянный колбы.

— Не-е-ет! — замахал руками Упырь.

— Как знаешь, — шевельнул тот бровями. И снова усевшись на стул, довольно сложил руки на груди. — М-да… не прошло и месяца, как я был уже графом.

— Ишь, небось, ваше сиятельство счастливы были, — замигал Упырь.

— Счастлив? Гм… может быть. Два или три дня. До тех пор, пока не прочел завещания, написанного графом Эдельмутом перед отъездом на войну.

— И что же?

— Что же… — помрачнел Шлавино. — Все свои владения — все до ниточки, до последнего камешка — граф завещал своей дочери, этой мерзкой девчонке Эвелине. Вот что!

Наступила тишина.

— Да-а, дела… — бормотал Упырь.

— Таким образом, я остался с носом. Само собой, я велел похитить девчонку. Само собой, кинуть в реку. Но за «реку» мерзавец слуга запросил с меня тысячу сребренников. Я, конечно, мог бы воспользоваться моим «соглашательным» порошком. Но не было времени его готовить — на следующий день приезжала моя дорогая супруга, гостившая у тетушки. Итак, сто сребренников слуге, чтоб украл, и пятьдесят няньке, чтоб чихнула.

Граф вздохнул.

— До сих пор себя виню. Терзаюсь и извожусь. Оттого, что не догадался после всего угостить слугу чаем с конфетами.

— Не терзайтесь, ваше сиятельство, правильно сделали. Не заслуживал он того.

— Неверно, друг Упырь. Заслуживал. — Граф горько покачал головой. — Ох, как заслуживал… Ты же знаешь, я все время вожу с собой коробку волшебных конфет. Они разного цвета: съешь одну — превратишься в таракана, съешь другую… — Внезапно замолчав, граф посерел лицом. — Мерзавец. Перед смертью он все рассказал. И про злодея в маске… — Приложив к глазам маску, граф полюбовался на себя в зеркало. — И про сиротский приют…

Граф скривился:

— Теперь девчонка снова тут — наследница всего! А я… Остался тем же проходимцем, что и был.

Снова потянулось молчание.

— А как же порошок? — вспомнил Упырь. — Тот, что ваше сиятельство приготовили сегодня утром? Зеленый?

— Что — порошок, — отмахнулся граф. — Я подсыпал его девчонке в еду. И внимательно следил за ней весь ужин. Но она не съела ни одного — ни единого! — кусочка. Уж эти мне сиротки — худые и голодные. Если б съела хоть кусочек, уже бы давно превратилась в лягушку.

— Да-а, хлопоты… — невесело вздохнул Упырь.

— И слава дьяволу, что не превратилась. — Граф встал, глаза его горели. — И слава дьяволу! Ибо ты ведь знаешь, какие слухи ходят обо мне в народе: что будто я колдун, что упражняюсь не только на кошках… Сам понимаешь: если девчонка исчезнет просто так, потянутся новые слухи. Потому самым правильным будет то, что сделаешь ты сегодня ночью.

Стремительно пройдя к окну, граф вонзил глаза в красную звездочку. Испуганно мигнув, звездочка потухла.

— Похороны будут пышные. Да, очень пышные. Пусть каждый, вплоть до последнего нищего, увидит наследницу графства в гробу: мертвое лицо — в белом атласе и окруженное венками из ярких цветов… Иди, надеюсь на тебя. Помни про соглашательный порошок и не забудь про «сердечный удар». Убери ее с моей дороги! — прохрипел он вдруг, сжав кулаки. — Это ошибка, что она существует!