Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ - [111]
Среди имажинистов наиболее находчивым и активным был Есенин. Шершеневич писал о нем: «Рязанский озорник превзошел всех в своей находчивости». В мае 1919 года они расписали стены Страстного монастыря хулиганскими надписями:
У монастыря собирались толпы любопытных. Многие возмущались и обвиняли имажинистов в «богохульстве и хамстве». Милиции приходилось с трудом наводить порядок. Получив разрешение на свой печатный орган, они дали ему название «Имажинист». Для его издания требовалось немало бумаги, которая была в то время дефицитом и находилась на строгом учете. Но они сумели преодолеть и эти трудности. Для получения бумаги в Моссовет послали Есенина как наиболее проворного и разбитного. Надев на себя крестьянскую поддевку и сапоги, он отправился к одному из депутатов. По воспоминаниям журналиста Льва Осиповича Повицкого, Есенин, «сняв шапку и кланяясь в пояс, произнес: «Сделайте Божескую милость, дайте бумагу для крестьянских поэтов». И бумагу они получили. Имажинисты выступали со своими лозунгами и речами на литературных вечерах, в клубах, в кафе, ресторанах, используя любые подмостки. Во время одного из выступлений в Политехническом музее их освистали, а кто-то бросил в Есенина моченое яблоко. Он его поймал и начал есть. Свист не прекращался. По описанию очевидцев, «Есенин стал прохаживаться по сцене, поигрывая тростью. Затем подошел к краю сцены, заложил в рот два пальца и свистнул так, что люстры задрожали». «Меня все равно не пересвистите, — сказал он. — А когда прочитаю стихи, будете аплодировать». Ошарашенный зал затих, а Есенин начал читать стихи. Закончил выступление под гром долго не смолкавших аплодисментов.
Свое мнение и свои лозунги имажинисты защищали любыми доступными способами. Однажды молодой поэт Соколов Ипполит Васильевич выступил с резкими замечаниями в их адрес, и Есенин отпустил ему «звонкую и весьма внушительную пощечину» со словами: «Теперь он войдет в русскую поэзию навсегда». Шершеневич писал по этому поводу: «Стихи Соколова вскоре забыли, а пощечину помнили долго». Такое поведение Есенина было не хулиганством, а следствием болезненного развития его личности, в силу которого он легко давал аффективные вспышки, во время которых не мог в достаточной степени управлять своими эмоциями и своим поведением. Он не позволял критиковать себя, но сам резко отзывался о некоторых литераторах. О Маяковском он писал, что тот «лишен литературного чутья и у него нет ни одной рифмы с русским лицом».
Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич, Иван Грузинов, Шеришевская, 1919 г.
На одном из вечеров, посвященном критике имажинизма, выступил поэт Валерий Брюсов и обвинил имажинистов в том, что они хотят низвергнуть существующий литературный строй и вводят в заблуждение начинающих поэтов. В ответ Есенин написал стихи в виде дружеского шаржа:
Имея доход от публикации своих стихов и от продажи книг в лавке, имажинисты жили безбедно. Есенин с Мариенгофом сняли трехкомнатную квартиру, завели борзую собаку для ее охраны, наняли молодую экономку, которая поддерживала порядок в квартире и готовила вкусные обеды «из рябчиков». Современники Есенина старались найти причину его присоединения к имажинистам. Одни считали, что он стал жертвой обмана, его затащили в имажинизм, чтобы он «скрашивал выступления бездарных имажинистов», которые «питались за счет его имени»[38]. Городецкий считал, что Есенин использовал имажинизм как трамплин, чтобы уйти «из деревенщины в мировую славу»[39].
В 1921 году имажинисты устроили литературный вечер, на который пригласили наркома Просвещения Анатолия Васильевича Луначарского. Он благоволил к Ивневу и Есенину, хлопотал об их поездке за границу. Писал об этом ходатайство в Наркомат иностранных дел 10 февраля 1921 года. Но поездка не состоялась — Ивневу пришлось ехать по служебным делам в Грузию, а Есенин немного позже встретил американскую танцовщицу Айседору Дункан, которая добилась разрешения на его поездку за рубеж.
7 августа 1921 года, когда Есенин находился в Доме литераторов им. А. С. Грибоедова на Арбате, Валерий Брюсов сообщил о кончине любимого Есениным поэта Александра Блока. Есенин воспринял это болезненно и обвинил пролетарских писателей в причастности к смерти одного из крупнейших поэтов России.
В 1922 году в группе имажинистов произошло разделение на правое и левое крыло. К правому крылу примкнули Ивнев, Кусиков, Есенин, Грузинов и Ройзман. Они считали важным условием «что писать». Представители левого крыла — Мариенгоф, Шершеневич, Эрдман, Якулов — считали, что для них важно «как писать».
Вскоре лозунги имажинизма и «беспорядочное нагромождение образов» перестали устраивать Есенина. Ему тесно стало в рамках имажинизма. В одном из своих выступлений он заявил: «Мои собратья увлеклись словесной формой. У них нет согласованности и чувства родины». После своего возвращения из заграничной поездки Есенин 31 августа 1923 года посылает в газету «Правда» открытое письмо в соавторстве с Грузиновым: «Мы, создатели имажинизма, доводим до всеобщего сведения, что группа имажинистов в доселе известном составе объявляется нами распущенной». Его заявление вызвало резкий протест остальных имажинистов, которые назвали его «развязным и безответственным». Через 9 дней после опубликования заявления Есенина они написали ответ: «Есенин примыкал к нашей идеологии, пока она была ему удобна. Мы не были уверены в нем как в соратнике и принуждены отмежеваться от него. В нашем представлении Есенин безнадежно болен психически и физически, и это является оправданием его поступка. Роспуск Есениным имажинизма является доказательством его собственной распущенности».
