Тайна гибели Лермонтова - [43]

Вновь они оба едут «с милого севера в сторону южную». Причем едут отдельно друг от друга. И даже отпуска в начале 1841 года берут порознь. Это дает основание некоторым лермонтоведам говорить об охлаждении их дружеских отношений, что другими их коллегами отрицается. Потому если мы и здесь воспользуемся символическими весами, то снова увидим равновесие, поскольку на другую чашку можно будет положить немало того, что говорит в пользу продолжающейся дружбы. Ведь воюют они частенько бок о бок и постоянно встречаются в перерывах между боями. И, возвращаясь из отпуска, значительную часть пути проделывают в одном экипаже. Вместе они получают назначение на левый фланг Кавказской линии, вместе едут туда и, в конце концов, вместе оказываются в Пятигорске. Здесь живут в одном доме, где все комнаты сообщаются друг с другом. Их квартирный хозяин Чилаев вспоминал об их общих повседневных обедах и дружеских праздничных застольях, в которых принимали участие оба. И о том, как рассудительный Столыпин то и дело сдерживал порывы своего импульсивного родственника, получая в ответ: «Ты – вторая бабушка!» Возможно ли такое при нарушившейся дружбе?

И вот, наконец, роковой поединок у подножия Машука. Он преподносит нам целый букет загадок, связанных с Алексеем Аркадьевичем Столыпиным. Речь о них – впереди.

Почти два десятка лет прожил Столыпин после пятигорской трагедии – воевал в Крыму, жил за границей. В 1858 году умер от туберкулеза. И за все это время о Лермонтове и его дуэли не сказал ни слова. Правда, публикуя в одной из парижских газет свой перевод романа «Герой нашего времени», дал редакции основание написать: «Г. Лермонтов недавно погиб на дуэли, причины которой остались неясными». А может быть, Монго и не хотел, чтобы обстоятельства гибели его родственника и друга были разъяснены?

Возможно, и не хотел. Но как тогда можем мы относиться к тем современникам, которые, притом что у них не было резонов искажать факты, все-таки «озвучивали» свои сведения явно неточно?

Загадки Николая Раевского

Много ли найдется достоверных документальных свидетельств о дуэли и гибели М. Ю. Лермонтова? Увы, немного. К таким относят и воспоминания кавказского офицера, впоследствии доктора, Николая Павловича Раевского, обработанные в 80-х годах XIX века писательницей В. П. Желиховской и опубликованные ею в журнале «Нива». В них содержатся довольно подробные сведения о том, что представлял собой Пятигорск в 1841 году, характеристики людей, окружавших Лермонтова в то последнее его лето, рассказ о том, как проводила время лермонтовская компания, о ссоре Лермонтова и Мартынова.

Кто он, автор воспоминаний? Николай Павлович Раевский родился в 1818 году в уездном городке Елатьма Тамбовской губернии. Получил хорошее домашнее воспитание, потом поступил в кадетский корпус. Выпущенный прапорщиком в 1838 году, был отправлен на Кавказ, где стал офицером Кабардинского егерского полка. Биографические сведения о Раевском собрал лермонтовед С. Чекалин, обнаружив опубликованный в газете «Новое время» некролог о его смерти, последовавшей в 1889 году. Кабардинский полк принимал участие в осенней экспедиции 1840 года, где был и Лермонтов, – там они могли познакомиться и в Пятигорске встретиться как боевые товарищи.

По утверждению Раевского, лечась в Пятигорске от раны и будучи близко знакомым с Михаилом Юрьевичем, он постоянно находился рядом, принимал самое активное участие как в развлечениях «лермонтовской банды», так и в драматичных событиях, связанных с дуэлью. Неудивительно, что воспоминаниями Раевского охотно пользовались все биографы Лермонтова. А последовавшее тогда же утверждение Э. А. Шан-Гирей о том, что в них «все с начала до конца голая выдумка», лермонтоведы позднейших времен игнорировали, объясняя его ревнивым отношением Эмилии Александровны ко всему, что писалось о Лермонтове.

Между тем внимательное прочтение записи воспоминаний Раевского вызывает недоуменные вопросы уже с первых строк. Можно, конечно, оставить на совести Желиховской утверждение, что офицеры из лермонтовской компании дарили своим дамам дешевые платьица, или то, что Лермонтов «не раз» прибегал к услугам доктора Реброва для получения фиктивных справок о болезни. Можно списать на ослабевшую память бывшего поручика перепутанное им название ванн близ Грота Дианы (Сабанеевские вместо Николаевских) или превращение случайно увиденной им ямы «бесстыжих ванн» (какие, кстати, можно видеть в Пятигорске и сегодня) в бассейн, выложенный камнем. Но никакими ошибками памяти или некомпетентностью обработчицы не объяснить «переселение» Лермонтова со Столыпиным из флигеля Чилаева в соседний верзилинский дом, где жили и Глебов, и Мартынов, и якобы сам рассказчик. Причем, оказывается, они там «жили по годам со своими слугами, а о плате никогда никакой речи не было».

Как могли родиться такие нелепости? Загадка. И далеко не единственная. Чего стоит, например, утверждение о том, что вечер у Верзилиных 13 июля был специально затеян Лермонтовым в пику князю Голицыну, назначившему на этот день свой бал. Или сообщение о том, что после ссоры с Мартыновым Лермонтов провел в Железноводске «недели полторы». И уж совсем, как говорится, «ни в какие ворота не лезет» рассказ о том, как Лермонтова в день похорон отпевали последовательно католический и протестантский священники и лишь потом явился православный. Как все эти несуразности могли появиться в воспоминаниях непосредственного участника событий?