Тайна гибели генерала Лизюкова - [35]

У части руководящего командного состава сложилось неправильное мнение, что дерутся танкисты лучше всех…, а остальные части никуда не годятся, всех надо расстрелять. Такое мнение было высказано начальником штаба корпуса генерал-майором Кравченко. Эти настроения передаются подчинённым, что влияло на связь и взаимодействие со стрелковыми частями. Мною было указано на эти недостатки Кравченко, который заявил, что об нас много пишут в газетах, что и воюем лучше всех, а командира 340 сд надо обязательно расстрелять!»[166] (Выделено мной. — И. С.)

Так что из приведённого выше донесения видно, что далеко не всему, что было написано в документах 1 ТК, следует верить. По крайней мере, надо обязательно сравнивать написанное в них с другими источниками. Особенно это касается информации о противнике, каковой командование вышеназванных советских частей почти не имело. Поэтому, чтобы получить объективную картину рассматриваемых нами событий, важно «взглянуть» на происходящее с другой стороны линии фронта, что можно сделать, используя немецкие документы. Попытаемся рассмотреть общий ход боя вечером 22 июля 1942 года на основании всего комплекса имеющихся в нашем распоряжении источников.

К сожалению, точное время начала наступления наших частей неизвестно и, скорее всего, оно было разным, так как совместной, одновременной атаки 167 сд и всех танковых бригад, действующих в этом районе, судя по документам, не получилось. Единственное упоминание о начале атаки одной из наших частей есть в оперсводке опергруппы фронта, где сказано, что 26 тбр «в 18:00 совместно с 27 тбр по приказу командарма (какого командарма? Лизюкова? Но он командармом уже не был. Чибисова? Но он командармом ещё не был…) прорвала фронт обороны противника и к 20:00 вышла на южные скаты высоты 188,5, продолжая преследовать противника»[167]. Однако из документов 27 тбр следует, что вечером 22 июля бригада находилась в резерве командира 2 ТК в Большой Верейке и в бою участия не принимала.

Танковые бригады действовали вместе со 167 сд, которая также наступала в этом районе. Но наступление дивизии было не столько продвижением вперёд, сколько пережиданием бомбёжек и обстрелов. Едва пехота поднималась в атаку, как противник сосредотачивал по ней артиллерийско-миномётный и ружейно-пулемётный огонь, стремясь отсечь её от танков. Подразделения несли потери и залегали снова. Танки прорывались вперёд, возвращались назад, чтобы увлечь за собой пехоту, но большого успеха в этом не имели. Причём наступление в одном районе сразу нескольких частей, незнание ими обстановки и точного расположения своих и немецких позиций, отсутствие связи и взаимодействия мешали наступлению бригад и играли на руку противнику.

Неразбериха привела к тяжёлым последствиям. Выйдя из исходного района (вероятно, после возвращения назад на дозаправку), 26 тбр развернулась в боевой порядок и стала продвигаться по высоте 188,5 на юг. При подходе к «позициям противника» экипажи открыли шквальный огонь из пушек и пулемётов по занимавшей их пехоте, не ведая, что это была пехота 167 сд. Видя, что происходит, командир передового 615-го стрелкового полка попытался остановить танкистов, но был убит ими на месте. Нетрудно догадаться, что испытали и какими словами в адрес танкистов разразились пехотинцы, на глазах которых всё и произошло.

Негодуя по поводу случившегося, командование 167 сд писало: «Взаимодействие в масштабе группы организовано не было. Части и соединения действовали на одном и том же участке, не знали задач соседей (танковых корпусов) и впереди действовавших частей, что вносило путаницу и неразбериху в боевые действия войск, вследствие чего 26 тбр при подходе к боевым порядкам 167 сд стала расстреливать их. Выстрелом из КВ был убит командир 615-го полка майор Симонов. Информация со стороны высшего штаба о действиях своих частей не производилась»[168]. Сколько же пострадало от огня 26 тбр (а возможно, и других наших тбр) рядовых пехотинцев, о которых в дивизионном отчёте не писали, остаётся только догадываться.

По мере продвижения на юг и сужения огромного поля возрастала плотность огня противника, который имел возможность поддерживать свои находящиеся на высоте подразделения фланговым огнём с опушки рощи. С востока пехота 167 сд также подвергалась обстрелу из рощи южнее Чуриково, которую никак не удавалось захватить. Оказавшись под таким огнём, части 167 сд не смогли продвигаться дальше вместе с танками и залегли в сужающемся перешейке между рощами. Очевидно, что только их передовые подразделения смогли достичь (если вообще смогли!) района южной опушки рощи. В то же время части танков удалось прорваться через перешеек и вырваться на равнину южнее. Далее прорвавшиеся танки 49-й и 118 тбр начали действовать в расходящихся направлениях: танки 49 тбр повернули на запад, а 118 тбр на юго-восток.

Из документов 118 тбр следует, что части бригады к 21:00 22 июля достигли высоты 195,8 и затем «вышли на сборный пункт южнее правофланговой рощи, что 2 км севернее 195,8»[169]. Танки 49 тбр обошли рощу у выс. 188,5 с юга и продвинулись в сторону Гремячьего. Но ни одна, ни другая бригада не сумели закрепиться на достигнутых рубежах без поддержки пехоты и к ночи стали возвращаться назад на дозаправку горючим и пополнение боеприпасами. 26 тбр вместе со сводным батальоном 2 мсбр предприняла попытку наступления на Каверье, но к ночи также вернулась на исходные позиции в районе южной окраины Малой Верейки