Тайна гибели Анжелики - [9]

Во-вторых, фотография была давняя – Жене на ней было не больше десяти лет.

В-третьих, она была скадрирована из какого-то группового и Жене явно знакомого снимка.

Она взяла семейные альбомы, которые тщательно вел ее папа, и быстро нашла оригинал. Это была фотография 4 «б» класса, где Женя красовалась во втором ряду ближе к середине (тогда она еще не выросла и не заслоняла собой третий ряд).

Таинственная ситуация упрощалась – то есть прояснялась в технической части. Итак, некоему человеку понадобилась Женина фотография. И он не добыл ее каким-то образом у них дома (что было бы уже не только загадочно, а в высшей степени неприятно – пришлось бы плохо думать о друзьях дома). Нет, он нашел ее у кого-то из тридцати двух учащихся 4 «б» и старательно (ведь надо было отсечь и первый, и третий ряд, и соседей слева и справа) выделил только Женино лицо.

Значит, оно ему было очень нужно. И при этом он по какой-то причине не мог попросить Женину фотографию у кого-то из ее близких и друзей. И потому добывал с ухищрениями, удовольствовавшись давней фотографией. Если, конечно, фотография не понадобилась неизвестному злоумышленнику (Жене нравилось это слово из рассказа Чехова) именно в тот самый год, когда Жене и было десять лет, а теперь была выброшена за ненадобностью.

Но как ни крути, все это вместе не могло не наводить на мысль, что Женино лицо нужно было кому-то для особых целей – по меньшей мере недружелюбных, а по большей…

Кто-то задумал против нее что-то злое. Но кто и что? И когда – давно или сейчас?

С этими очень и очень невеселыми мыслями и вопросами Женя и заснула.

Глава 9 Саня и Калуга выдвигаются

В шесть утра Женя полностью отключила компьютер, перекрыла ключом газ на кухне, проверила, не оставила ли где свет, не капает ли вода из какого-нибудь крана, вышла на площадку, захлопнула дверь, подергала ее (однажды дверь все-таки оказалась незапертой) и с довольно большим рюкзаком, а также с сумкой, набитой самым необходимым в дороге, спустилась на лифте вниз. Ключ от почтового ящика она еще вчера вечером оставила старушке-соседке и заглянуть туда уже не могла.

У подъезда стояла черная «Волга». Как только Женя вышла на улицу, обе передние двери открылись и из них, как по команде, вылезли двое мужчин одного примерно возраста – лет 35–40. Невысокие, коренастые, с невозмутимыми лицами, они чем-то неуловимым были похожи.

Оба подошли к Жене, сначала взяли у нее вещи, а потом поочередно протянули руки:

– Саня.

– Леша.

Женина ладошка утонула в их осторожных лапищах. И хотя по возрасту они были ей, несомненно, «дядя Саня» и «дядя Леша», она сразу почему-то поняла, что будет звать их по имени.

Больше они не проронили ни слова. Рюкзак положили в багажник, сумку поставили рядом с Женей на заднее сиденье.

– Вот деньги, спрячьте, – сказала Женя, как советовал Димин отец.

И Леша засунул их куда-то на грудь.

– Выдвигаемся? – полувопросительно сказал Саня, садясь за руль. Леша, расположившийся рядом, кивнул-мотнул коротко стриженой головой.

«Волга» осторожно попятилась задом, выезжая из Жениного двора.

Путешествие началось.

Через десять минут они уже неслись по Московской кольцевой дороге (некоторые противно называют ее Эмкадэ).

Впереди, на востоке (а именно на восток, а еще точнее – на юго-восток – они и держали свой путь: к Рязанке – дороге, ведущей на Рязань) низко над горизонтом сияло багровое, как луна, солнце. Слева от дороги лежал пухлыми перинами туман. А справа проплывали гипермаркет «Ашан», супермаркет «Перекресток».

Вырвались на Рязанку. Солнце установилось слева и засияло уже нестерпимо для глаз. Двинулись на юг.

Посредине дороги полз, мигая всеми боками, бензовоз, и его послушно огибали.

После указателя на Бронницы пошли рощи, перелески и пригорки. А далеко впереди замаячили дали. Женя очень любила, чтоб было видно далеко-далеко.

Пролетел указатель – 200 километров от Москвы. Промелькнули непонятные Каленичские дворики, потянулась Рязанская область, объявившая о себе так: «Деревня Константиново – родина Есенина – приветствует дорогих гостей».

Шел третий час езды, когда Жене потребовалась остановочка. Сосновый лес был забросан большими пластмассовыми бутылками из-под разных напитков – теми самыми, про которые все знают, что они не разлагаются десятилетиями, не превращаются в перегной, не питают собой растения, а просто подло засоряют землю.

Она читала в одной книжке про оккупационные армии, которые во все времена вели себя нагло, оставляя после своих ночлегов в лесах заплеванные, загаженные стоянки. Но ведь это были чужие армии! Они шли по чужой, завоеванной оружием земле.

Почему же люди бросали огромные бутылки, пакеты из-под соков, жестяные банки, рваные газеты в красивом своем лесу, в который могли еще не раз вернуться?

Наскоро выполнив несколько приемов каратэ, Женя вернулась в машину. Единственно, от чего она уже начинала страдать, – это от невозможности поставить ногу на стену и стоять не меньше получаса, читая какую-нибудь книжку или уча иностранные слова. Ее подруги по секции в это время слушали обычно попсу, но она не могла себе позволить так тратить драгоценное время.