Тайна "Фламинго" - [47]

В машине Идена также находились Туку, африканский водитель, и старый Захария, которого взяли для исполнения неприятных, но необходимых обязанностей: мытья грязной посуды, чистки вилок и ножей, уборки мусора и упаковывания корзин. Брэндоны тоже взяли с собой водителя Самюэля, так как считалось рискованным оставлять без присмотра машины в отдельных частях долины; у Туку и Самюэля были приготовлены заряженные ружья.

— Вот мы въезжаем в кратер, скоро будет озеро. Вон там, справа… — нарушил молчание Джилли.

— Но здесь нет дороги, — удивилась Виктория.

— Да благословит тебя Бог, кому нужны дороги в этой стране? За кого ты нас принимаешь? Я признаю, что эти отвратительные колдобины, рытвины и ухабы, нагромождения камней, по которым мы тряслись последние мили, действительно считают себя дорогой, но ты не заметишь особой разницы, когда мы выедем на открытое пространство.

Пока он говорил, Иден вывел машину с пыльной дороги, пересек открытое пространство и устремился вверх, где на скалах росли кусты терновника и дикие оливковые деревья.

— Теперь понимаешь, что я имел в виду? — спросил Джилли, стукнувшись головой о парусиновую крышу и шлепнувшись снова на сиденье. Виктория прикусила язык и не смогла ответить, поэтому закивала головой, пытаясь удержаться на месте, когда машина взревела, преодолевая камни и корни деревьев, мчась вверх по тропе, по которой поднимается скот. Наконец они достигли небольшой открытой площадки, где уже припарковались два «лендровера», шедшие впереди,

— Приехали. Дальше пойдем пешком, — сказал Иден, нажимая на тормоз и вытирая пыль с лица. Выйдя из машины, Джилли пошел проверить, не забыли ли выгрузить пиво, а Иден помог выйти Виктории.

Он держал ее на руках целую минуту, прежде чем опустил на землю, и Виктория, глядя в серые глаза, которые находились совсем рядом, поразилась, что сердце у нее не замерло, кровь не побежала по жилам быстрее, первые в жизни она смотрела на него как на друга, двоюродного брата, а не на славного, доблестного рыцаря своего романа, каким он оставался для нее долгие годы.

Ее ноги ступили на землю, грубую и твердую, словно она ощутила реальный мир после пребывания в мире иллюзий. Иден отпустил ее, но она не уходила. Она стояла на жарком солнце, глядя на него серьезно и внимательно; он одарил ее своей обворожительной улыбкой и спросил:

— Что, Вики? Изучаешь меня?

— Нет, — медленно ответила Виктория. — Я знаю тебя наизусть. Думаю, в этом была моя беда. Я никогда не знала тебя по-другому.

— Ты хочешь сказать, что знала меня только сердцем? Тогда не начинай анализировать меня сейчас, дорогая. Я могу тебе не понравиться, если ты узнаешь меня не сердцем, а своей упрямой головой; я этого не переживу.

Он взял ее за руку и поцеловал, но вдруг выражение его лица изменилось. Взгляд перестал быть нежным, он опустил ее руку, и Виктория увидела подошедших Дру и Лайзу, ставших невольными свидетелями краткой сцены. По их виду было ясно, что увиденное им не понравилось. На лице Дру читались скука и недовольство, а Лайза явно разозлилась.

Сложилась неловкая ситуация, несмотря на незначительность происшедшего, и, увидев белое лицо Лайзы с поджатыми от ревности губами и ледяные глаза Дру, Виктория смутилась и покраснела, словно допустила страшную нетактичность. Она отвела взгляд и заметила, что Джилли тоже с интересом наблюдает за ними. Он облокотился на машину и с интересом разглядывал свою жену, как будто незнакомого человека. Его взгляд изучил ультрасовременное, совершенно не подходящее для пикника платье, и вновь на его вначале бесстрастном лице появились напряженность и злобность, как будто только теперь он понял, для кого наряжалась Лайза.

Взгляд Джилли перешел на стройную и аккуратную фигуру Виктории в брюках и ковбойке. Он медленно проговорил, подражая тем, кто имеет обыкновение выражать свои мысли вслух:

— Видишь, она умна, эта девушка, умеет соображать. Лайзе придется действовать немедленно.

— Джилли, что ты там бормочешь? Разгрузил запасы? — спросил Иден.

— Я размышлял, как Полоний, о слабости человеческой природы: «Здесь точно исступление любви, которая себя ж убийством губит и клонит волю к пагубным поступкам, как и любая страсть под небесами, бушующая в естестве; а если ты имеешь в виду пиво, да, я его разгрузил. Его уже понесли наверх. Не лучше ли кому-нибудь остаться здесь присмотреть за машинами, в случае если сюда пожалует случайный террорист, выбравший это отдаленное место своим укрытием?

Дру ответил:

— Туку может остаться. — Взяв Лайзу за руку, он повел ее вверх по тропе, остальные гуськом направились за ними.

Лайза молчала, но Дру чувствовал, что она дрожит как при малярии.

— Будь внимательной, Лайза. Смотри под ноги, а то можешь подвернуть ногу. Вот мы и пришли.

Они поднялись на вершину и оказались на открытой площадке. Под ними, внутри кратера, в обрамлении зеленых джунглей из кустарников и акаций лежало маленькое зеленое озеро. «Мрачноватое место, — подумала Виктория. — Пожалуй, самое мрачное изо всех, виденных мною. И какое молчаливое».

Над ними простиралось чистое голубое небо, но оно не отражалось в озере, вся чаша кратера казалась такой темно-зеленой, как будто над ней задержалась холодная туча. Виктория вздрогнула и отошла от края обрыва.