Тайна египетского креста. Тайна китайского апельсина - [134]

— Но на иврите действительно пишут наоборот…

— Увы, — вздохнул Эллери. — Просто неудачное совладение. Я понятия не имею, зачем кому-то понадобилось похищать эти книги. Разве я сторож брату моему? — Эллери улыбнулся Марселле и Макгауэну. — Идите и больше не грешите.

— Ладно-ладно, — проворчал инспектор. — Выпусти их, Томас.

Сержант отступил в сторону, и все трое тихо вышли из комнаты — включая Макгауэна, явно затаившего какую-то мысль.

— Пока мы здесь, — пробормотал инспектор, — я хочу выяснить еще одну вещь.

— Что на этот раз? — поинтересовался Эллери.

— Насчет этого парня, Феликса Берна. Томас…

— Берна? — Глаза Эллери сузились. — А при чем тут Берн?

— Мы проследили за его перемещениями в день убийства. Есть один момент… Томас, приведи сюда мистера Берна и еще ту заграничную даму, которая была с ним, когда мы пришли. Если моя догадка верна, она с этим как-то связана.

— С чем? — быстро спросил Эллери, когда Томас вразвалку вышел из гостиной.

Инспектор пожал плечами:

— Это я как раз и хочу узнать.

* * *

Берн был очень пьян. Он ввалился в комнату с воспаленными глазами и едкой усмешкой на лице. Женщина, вошедшая вместе с ним, выглядела испуганной. Это была высокая брюнетка с гибким телом, в котором ключом била жизнь. Она прижалась своей полной грудью к черному рукаву Берна, словно боялась выпустить его из рук.

— Ну? — спросил Берн, насмешливо скривив тонкие губы. — Что у нас сегодня вечером — сьямбок,[26] бастинадо[27] или прокрустово ложе?

— Добрый вечер, мистер Берн, — поздоровался Эллери. — Когда работаешь детективом, всегда расширяешь свой кругозор. Приятно иметь дело с такими культурными людьми. Сьямбок, вы сказали? Похоже на что-то африканское. Что это такое?

— Хлыст из кожи носорога, — объяснил Берн все с той же пьяной ухмылкой, — и если бы мы с вами оказались в южноафриканском вельде, дорогой мой Квин, я бы с удовольствием дал бы вам отведать этого хлыста. Вы мне чертовски не нравитесь. Не помню, что бы я еще к кому-то испытывал такое же отвращение, как к вам. Идите к черту!.. А, и вы здесь, наш маленький Люцифер, — обернулся он к инспектору Квину. — Что на этот раз? Говорите, да поскорее! Я не собираюсь весь вечер выслушивать ваши идиотские вопросы.

— Идиотские вопросы, говоришь? — пробурчал инспектор. — Еще одна такая выходка, умник, и тобой займется мой сержант, а уж что он сделает с твоей физиономией, предоставляю судить твоему воображению. — Он развернулся к женщине. — Так, теперь вы. Как ваше имя?

Она еще теснее прижалась к издателю и посмотрела на него с детской доверчивостью. Берн насмешливо протянул:

— Скажи же им, моя милая. Он только с виду злой, а на самом деле безобидный…

— Меня… я… — с трудом произнесла женщина, — Лукреция Риццо. — Она говорила с сильным итальянским акцентом.

— Откуда вы приехали?

— Италия. Мой дом… есть… Флоренция.

— Флоренция? — пробормотал Эллери. — Наконец-то я вижу одну из женщин, которые вдохновляли великого Боттичелли. Вы прелестны, донна, и приехали из чудесного города.

Женщина бросила на него долгий взгляд, в котором не было ничего общего со страхом, наполнявшим его еще минуту назад. Но она ничего не сказала и только крепче вцепилась в руку Берна.

— У меня нет времени на болтовню, — рявкнул инспектор Квин. — Как давно вы приехали в Нью-Йорк, синьора?

Она снова взглянула на Берна, и тот кивнул.

— Думаю… неделю назад, — ответила она, мягко и нежно округляя звонкие согласные.

— Что это за вопрос? — вмешался Берн. — Хотите повесить на синьорину Риццо ваше пресловутое обвинение в убийстве? Смею заметить, что вы или слишком поспешны в своих выводах, или не знаете даже азов итальянского языка. Моя подруга Лукреция не замужем.

— Замужем она или нет, — отрезал инспектор, — я хочу знать, что она делала в вашем холостяцком номере на Восточной Шестьдесят четвертой улице в день убийства?

Эллери слегка вздрогнул, но Берн остался невозмутим. Пьяная улыбка не сходила с его лица.

— О, наша доблестная полиция проявляет заботу об общественной морали! Как вы думаете, что она там делала? Вы сами отлично знаете, иначе не стали бы задавать такой вопрос… Меня всегда поражала эта идиотическая манера задавать вопросы, ответ на которые заранее известен. Надеюсь, вы не рассчитывали, что я стану отпираться?

Птичье лицо инспектора с каждым мгновением все больше наливалось краской. Он бросил взгляд на Берна и сообщил:

— Я с большим вниманием изучал ваши передвижения в тот день, Берн, и не думайте, что вы сможете сбить меня с толку вашей болтовней. Я знаю, что эта женщина приплыла вместе с вами на «Мавритании» и прямо с корабля вы отправились с ней в свой номер. Это случилось еще до полудня. Как вы провели время до того, как поднялись в апартаменты к Керку?

Берн продолжал улыбаться. В его воспаленных глазах стояло ледяное спокойствие, которое почти восхищало Эллери.

— О, значит, вы не знаете, инспектор?

— Нет, я…

— Потому что если бы вы знали, — заявил Берн, — то не стали бы меня спрашивать, верно? Забавно, очень забавно. Как ты считаешь, милая? Этот недостойный полисмен, который призван защищать наших жен, наши дома и нашу честь, не только не знает, но и — о, святая простота! — даже не догадывается! Впрочем, наверное, я выразился не совсем правильно: он догадывается, но не может знать наверняка.