Тайна Девы Марии - [3]

— Что насчет твоего возвращения в Нью-Йорк после получения диплома юриста? — спросила она. — Твоя семья, должно быть, была счастлива.

Она припомнила, что он выходец из… Куинса, кажется.

— Конечно, поначалу они были рады. Но мое возвращение в Нью-Йорк также означало начало стажировки в фирме «Эллис и Бродхерст». Шесть лет я там трудился как раб, растерял всех друзей, да и родственники за это время научились на меня не рассчитывать. Все они обычные люди и привыкли к нормальной рабочей неделе. Им было не понять, почему я засиживаюсь допоздна чуть ли не каждый день и не могу заранее спланировать ни одного выходного. — Майкл помолчал, а затем снова перевел разговор на нее. — Полагаю, ты и сама это знаешь, работая в «Северин». Я прав?

Мара кивнула. Если не считать упоминаний о Сэме, разговор ей нравился. Девушке редко выпадала возможность поговорить с тем, кто понимает, как радостно для молодого специалиста работать в большой юридической фирме и чем для этого приходится жертвовать. Но она не забывала и о причине их свидания — выгодном деле «„Баум“ против „Бизли“», которое ее босс, глава отдела судебных тяжб в «Северин, Оливер и Минз» Харлан Брукнер великодушно пожаловал ей в качестве последней проверки, достойна ли она стать партнером фирмы.

Не успела Мара повернуть разговор в нужное русло, как Майкл продолжил:

— Это отчасти объясняет, почему я ушел из «Эллис». Я выглянул из-под кипы бумаг, под которыми был погребен в течение нескольких лет, и мне совсем не понравилось то, что я увидел, ради чего лишился и друзей, и семьи. Мне не понравились люди, которым предстояло стать моими партнерами: этих мужчин и женщин гоняли как малышей в песочнице, и они только и ждали, когда смогут выместить свое недовольство на новичках-первогодках. Мне не хотелось продолжать игру с этой злобной братией.

Мара улыбнулась. Те же самые слова относились и к ее боссу, который, по ее давнишнему подозрению, был изгоем в юности, но смог подняться по карьерной лестнице, пожертвовав всеми человеческими взаимоотношениями, и теперь требовал той же самой жертвы от всех своих сотрудников. И как правило, получал ее.

Тут Майкл вновь прервал ее мысли.

— Ты помнишь, как часто мы обсуждали, что с нами будет дальше?

— Да, — ответила она.

В первую секунду, когда она его узнала, на нее нахлынули воспоминания о тех разговорах. Двое студентов наивно болтали о том, как станут археологами или искусствоведами и раскроют какую-то древнюю тайну или обнаружат находку, которая поможет им заглянуть в прошлое. Мара и Майкл разделяли общую страсть к открытиям, и такое родство душ она не знала ни с кем с тех пор, как умерла ее бабушка, папина мама, которая передала ей собственную любовь к ирландским легендам и древним верованиям. В детстве Мара провела много вечеров перед окном в маленькой гостиной в доме пастора, где жила и работала бабушка. Это было теплое уютное убежище, не то что холодный дом Мары. Вместе они читали сказки, Агату Кристи, классическую мифологию, ирландские басни, жития святых, легенды об Артуре, «Хроники Нарнии», всякий раз с нетерпением ожидая «момента озарения», как они его называли. Когда бабушка умерла, Мара была старшеклассницей. Она продолжила поиски «момента озарения», изучая в колледже средневековую историю, оригиналы и символику. Когда прогулки с Майклом прекратились, Мара не перестала фантазировать. Учась на последнем курсе в Джорджтауне, она подала заявление в Колумбийский университет, собираясь продолжить изучение Средневековья, но отец запретил: слишком непрактично, слишком легкомысленно, слишком очевидно, что не приведет к материальному благополучию и никак не вписывается в звездную траекторию, которую он начертал для своего единственного ребенка. Мара не стала возражать отцу, и теперь, десять лет спустя, стала такой, какой была, почти поверив, что отцовские мечты были ее собственными.

— Я все эти годы вспоминал наши разговоры. И до сих пор вспоминаю, — продолжил Майкл, — они помогли мне понять, что устремления фирмы идут вразрез с моими. Я начал вспоминать, кем хотел быть и что хотел из себя представлять до того, как Фемида взяла меня в свои тиски.

Его откровения слово в слово совпадали с невыраженными вслух сомнениями Мары, тайными мыслями, которые она не раскрывала даже Софии. Мара не позволяла себе тратить время на долгое обдумывание, прежде чем сделать следующий шаг. А как иначе стать партнером фирмы? И все же она прошептала почти машинально:

— Я прекрасно тебя понимаю. — Стоило ей произнести эти слова, как она тут же пожалела, что не может загнать их обратно в ту бездонную пропасть, где они обычно обитали. Такое признание вполне уместно в устах друга, но услышать его от юриста, нанятого, чтобы отстаивать дело в суде? Совершенно неподходящие сантименты. Мара попыталась вернуть упущенный, как ей показалось, плацдарм и залепетала: — Я имела в виду другое. Я хотела сказать…

Майкл со смехом прервал ее.

— Все в порядке, Мара. Я знаю, что ты имела в виду. И по-прежнему считаю тебя кровожадным нью-йоркским адвокатом, готовым порвать всех в клочья в суде, отстаивая для нас дело «Баум».