Удивительно странная эта Зоя! Не может понять самой простой, самой обыкновенной вещи, что когда автор собирается читать стихи, он меньше всего думает о карамелях! Однако Неточка делает над собою усилие и, воздержавшись от упрека, готового сорваться с языка, вынимает из-за лифа платья тщательно сложенную бумажку и читает неестественным голосом, нараспев скандируя строфы:
Я молода, но жизнь моя — море безбрежное,
Бурливое, темное, ало-мятежное.
В нем мечутся звезды, зеленые, синие, красные,
В нем розы цветут в глубинах гневно-властные.
В нем чайки летают, летают певучие…
И волны гуляют такие могучие…
— Могучие… — еще раз протягивает для чего-то Неточка. Потом поднимает на подругу торжествующий взгляд: — Что? Хорошо?
Зоя молчит с минуту. Только слышно аппетитное хрустение карамельки на зубах.
— Непонятно что-то, — говорит после паузы Зоя, — чайки не поют, во-первых, а кричат… Потом, скажи на милость, какие это ты видела красные и синие звезды?.. Да еще в море! А еще скажи, пожалуйста, почему ало-мятежное море? Алое-то почему?
— Ах, это декадентские стихи! Так нынче пишут! — ужасно волнуется Неточка. — Ты страшно отсталая, Зоя, если не понимаешь этого! Да!
И разобиженная вконец, махнув рукой на свою «непоэтичную подругу», Неточка отошла от Зои, решив в душе, что совсем не следовало делиться с ней тайной.
На уроке русского языка, пока учитель объяснял о сентиментализме произведений Карамзина, Неточка тихонько вытащила свой таинственный листок и снова читала, едва заметно шевеля губами: «Я молода, но жизнь моя море безбрежное… бурливое, темное, ало-мятежное…»
Она так увлеклась произведением своей случайной музы, что совсем не заметила, как преподаватель сразу оборвал свою лекцию о Карамзине, встал с кафедры и подошел почти вплотную к ее парте.
Очнулась она только тогда, когда услышала зловещую фразу над своим ухом:
— Госпожа Ларионова, потрудитесь отдать мне то, чем вы заняты сейчас, так некстати, за уроком!
Неточка обомлела.
Отдать листок, открыть тайну! О! Ни за что! Ни за что!
— Пожалуйте! — рука учителя настойчиво протягивалась к ней.
Классная дама спешила к нему на помощь. Нечего делать, пришлось покориться и отдать листок. А через минуту в классе уже звучало: «Я молода, но жизнь моя море безбрежное…» И так далее, и так далее, и так далее… И о красных и синих звездах, и о гневно-властных розах, и о певучих чайках, словом, все, все до самого конца!
Ах, что переживала бедная Неточка в эти минуты!
И уж разумеется, теперь ей совсем не нравились ее декадентские стихи. В передаче учителя они выходили такие сырые, плоские, худые… Совсем, совсем скверные стихи…
Ах, как она страдала, Неточка! Как страдала! Но что было хуже всего — это когда учитель, отложив злополучный листок в сторону, обратился к ней с плохо замаскированной иронией:
— Госпожа Ларионова, очевидно, совсем забыла, что слово «безбрежные» пишется через «е», а не через «ъ», а слово «певчие» как раз наоборот. Очень грубые ошибки. Обратите на них внимание! С такими ошибками стыдно переходить в четвертый класс, m-lle! И он окинул Неточку убийственным, уничтожающим взглядом.
Ах, как это было совестно! Неточке хотелось провалиться сквозь землю, и она внутренне клялась никогда в жизни не писать стихов…
Бедная Неточка! Бедная Неточка!
