Тайна Царскосельского дворца - [51]

— А я разве сказала вам, что это интересно? — подняла на него Анна Леопольдовна спокойный и холодный взор.

Императрица поспешила прервать разговор.

— Ты не видала новых аллей, которые разбиты в парке? — обратилась она к принцессе. — Вот герцог говорит, что они очень красивы!..

— Нет, я на постройке одна, без вас, ни разу не была! — ответила Анна Леопольдовна.

— Это тем более жаль, — обращаясь в ее сторону, заметил герцог, — что вам должны быть интереснее, нежели кому-нибудь, подробности всех возводимых построек.

— Почему именно мне это должно быть так интересно?

— Потому что дворец, по приказанию ее величества, так спешно отстраивается именно ввиду скорой свадьбы вашего высочества!

Анна Леопольдовна ответила Бирону холодным взглядом. Она хорошо понимала, что герцог говорил это ей назло, и не хотела показать ему, что он достиг цели. Разговор был прерван появлением шута, князя Голицына, в сопровождении своего сотоварища, итальянца Пучини.

— Анна Ивановна, я к тебе с ябедой! — крикнул Голицын плаксивым голосом. — Не вели итальянцу меня обижать… Что за порядки такие, что иностранные шуты русских дураков пересиливают? Небось я со своей глупостью в его землю не сунулся, зачем же он свою итальянскую дурость к нам в Россию привез? Слава те, Господи, такой урожай на дураков, что только обирать успевай!

— Чего вы не поделили? — рассмеялась императрица, вообще любившая шутов, а к Голицыну в особенности благоволившая.

— Да как же!.. Он женить меня собрался! — указывая пальцем на упорно молчавшего итальянца, заявил Голицын. — Какое ему, иноземное его рыло, дело до того, женюсь ли я, или холостым останусь?

Итальянец что-то произнес на ломаном языке, от чего сам же покатился от смеха. Он смеялся так заразительно, что императрица не выдержала и расхохоталась.

Голицын бросился обнимать товарища.

— Вот за это тебе мое шутовское, дурацкое спасибо! — проговорил он. — Объявляю тебе мое шутовское благоволение!.. Наша матушка рассмеяться изволила!.. Она ли дураков не видит с утра до ночи? Она ли глупостей всяких не слышит, а ты заставил ее расхохотаться.

— Ну, помирились и ступайте вон! — сказала императрица, вновь погружаясь в свою прежнюю задумчивость.

— Пойдем, Ивановна, пойдем! — раскланиваясь с нею, ответил Голицын, хватаясь за голову итальянца и нагибая ее тоже для поклона. — Мы товарищу всегда уступить готовы… На что тебе сейчас шуты? Когда одна останешься, так только моргни — мы сейчас перед тобой, как лист перед травой. И поругаемся, и передеремся… Ведь мы хорошо понимаем, что тебе без шутов да без дрязг с непривычки тошнехонько станет!.. При каждом дворе свои порядки… Вон Пучинка мой рассказывает, что у них, в ихней земле, все подряд песни поют с утра и до ночи… и жрать нечего, а они все-таки поют!.. А у нас заместо песен глупости в обычай: чуть что, мы сейчас за несуразицу — и словно пообедали. Так пришли же за нами, Анна Ивановна! Тотчас придем… твои гости!

Оба исчезли за дверью.

Бирон сделал жест нетерпения.

— Я положительно не стану входить к вашему величеству, когда при вас эти шуты состоять будут! — произнес герцог с такой заносчивостью, что принцесса Анна подняла на него взгляд непритворного удивления — она еще не слыхала такого его тона.

Императрица заметила это и ей стало досадно.

— Чего это ты расходился? — спросила она, обращаясь к Бирону. — Или и вправду хочешь доказать, что я без шутов и без дураков никогда не остаюсь?

Принцесса с глубоким удивлением и искренним одобрением вслушалась в слова тетки. Такого обращения с фаворитом ей тоже еще никогда не приходилось наблюдать. Она видела и скорее чувствовала, нежели умом понимала, что вокруг нее совершается что-то странное и не совсем обычное, но, не привыкшая вмешиваться в то, что лично ее не касалось, она обходила все молчанием и только теперь в душе аплодировала тетке, сознавая, что фаворит давно заел у живал подобный урок.

Бирон встал с недовольным видом и, откланявшись императрице и принцессе, собрался уходить. Однако Анна Иоанновна остановила его вопросом:

— Ты когда же намерен заняться передачей мне отчетов?

— Вы изволили приказать отложить это до завтра.

— А если я прикажу тебе и твою поездку отложить?

— Я исполню приказание вашего величества и поеду послезавтра, — ответил Бирон, стараясь упорно разобраться в том, шутит императрица или ему действительно придется отложить свою поездку.

Государыня как будто прочла этот вопрос в его душе.

— Бог с тобой, поезжай, коли собрался! — сказала она таким тоном, который сразу успокоил фаворита. — Лучше уж покончи с тем делом, по которому ты едешь и которое тебя, видимо, так сильно занимает, а наши с тобой расчеты потом сведутся и проверятся!

В последних словах императрицы Бирону снова послышался какой-то отдаленный намек, но ее лицо было так спокойно и ее голос звучал так ровно, что фаворит вновь успокоился и откланявшись вышел из комнаты.

Тотчас после его ухода государыня, отпустив принцессу, послала сказать Ушакову, чтобы, когда все во дворце улягутся, он явился к ней потайной дверью и привел с собой князя Никиту Трубецкого.

Этот приказ, переданный через личного вестового императрицы, старого казака Силантьева, душой и телом преданного Анне Иоанновне, был в точности исполнен и о нем не узнал никто, кроме самого посланного. Силантьев был предан Анне Иоанновне по-настоящему, и она знала, что не было той услуги, какой он не оказал бы ей, не было того поручения, какого он не исполнил бы.