Тайна Царскосельского дворца - [36]

— Линар? Не знаю, право!.. Я за его разговоры отвечать не могу… Да я и не вслушивался, правду сказать, особенно внимательно в его речи. Если вам что-нибудь требуется от него узнать, то вы можете обратиться лично к нему. Кстати, и свидание тут же для принцессы Анны назначите!..

— Это уж будет мое личное дело!.. А теперь я тебя спрашиваю, к кому и зачем ты ездил на Васильевский остров?

— Во-первых, я вовсе не ездил туда, — снисходительно улыбнулся Бирон, а, во-вторых, если и ездил, то это уж тоже — лично мое дело! Скажите, вы просматривали смету, которую я передал вам? — спросил он, быстро переменяя разговор.

— Смету построек? Нет еще, не рассматривала. Да на что это нужно?.. Представь ассигновку — и деньги из казначейства будут тотчас же выданы… Ведь ты сам и ассигновку назначить можешь?

— Нет! Вы знаете, что я всегда как можно меньше желаю путаться именно в денежные дела… Притом же, откровенно говоря, я нахожу, что ваша фантазия с этим дворцом обойдется вам слишком дорого! Разве мало дворцов в вашем распоряжении?

— Но эта местность особенно нравится мне, и я хочу устроить ее при себе и оставить ее как памятник обо мне после моей смерти.

— Зачем говорить о смерти? И кто знает, кому кого суждено пережить? — пожал плечами Бирон. — Во всяком случае, мне кажется, что особенно больших денег на эту прихоть затрачивать не стоит и что можно обойтись одним или двумя небольшими флигелями и не воздвигать таких построек, которые предназначаются на долгие годы.

— Не я, так мои внуки и правнуки в новом дворце поживут! — задумчиво проговорила императрица.

— Ну, о потомстве принца Антона и принцессы Анны тоже особенно хлопотать не стоит! Если их дети пойдут в родителей, то не много славы внесут в историю России! — дерзко заметил насмешник.

— Все эти твои замечания не дают мне ответа на вопрос, предложенный мною тебе относительно твоих поездок на Васильевский остров! — упорно вернулась Анна Иоанновна к первоначальному предмету своего разговора.

У Бирона вырвался жест нетерпения.

— Я уже ответил вам, ваше величество, что это — мое личное дело! Я не лишен, надеюсь, нрава иметь свои личные дела, не подлежащие ничьему контролю?

— Даже моему? — прямо глядя ему в глаза, спросила, императрица.

— Да, ваше величество, даже вашему!.. Ведь у вас есть свои соображения, свои цели и желания, относительно которых вы ни с кем не советуетесь и которых вы никому не вверяете?

— Нет! Тебе я всегда доверяла!

— Вы — женщина, ваше величество, женщины же всегда и… откровеннее, и… их дела такого рода, что особой тайны не требуют.

— Ага!.. Вот мы и договорились!.. Стало быть, твоя тайна относится к разряду сердечных тайн? — и в голосе старой монархини прозвучала прежняя нотка когда-то страстной любовницы.

— Я уже не в том возрасте, чтобы иметь сердечные тайны, ваше величество! — пожал плечами старый фаворит. — У меня внуки растут!.. Но я позволю себе прервать любопытство и ваши шутки небольшим деловым вопросом.

— Я слушаю тебя! — ответила Анна Иоанновиа, видя, что ничего не добьется на этот раз от своего фаворита. — О чем ты хотел спросить меня?

— После смерти этой… бывшей камеристки принцессы Анны… этой датчанки, ее место останется вакантным или вам угодно будет назначить к принцессе новую камеристку?

— Не знаю, право… Я думаю, что назначена будет новая. А что?

— Я позволил бы себе рекомендовать вам, ваше величество, одну немку, лично мне известную и совершенно надежную особу. В ее лице вы будете иметь и верную слугу себе, и надежную камеристку для принцессы.

— То есть надежного шпиона?

— Люди правые шпионства не боятся! Если бы при особе ее высочества была одна из тех женщин, которых вам угодно называть нелестным именем «шпион», то ничего из всего случившегося не произошло бы: и несчастная датчанка была бы жива, и саксонский граф не забылся бы до назначения свиданий русской великой княжне, и ваша корона не была бы запятнана скандалом, который легко может разнестись при всех иностранных дворах.

— Ты все видишь в мрачном свете!

— Я только прямо смотрю на все и стараюсь держаться в стороне от заблуждений!

— Где же эта особа, которую ты хочешь приставить к Анне?

— Вам угодно не так выражаться, ваше величество! «Приставлять» к ее высочеству я никого не хочу и не могу: принцесса достаточно ясно доказала нам всем, что она — полноправное и совершеннолетнее лицо… Я только дерзнул бы, в случае надобности, предложить вам, ваше величество, свои скромные услуги.

— Ты заговорил на каком-то странном языке, герцог! Ты как будто обижен чем-то?

— Помилуйте! Смею ли я обижаться? И чем?

— Перестань и отвечай на мой вопрос! Где эта камер-медхен, о которой ты сейчас говорил мне?

— Ее нет в Петербурге, ваше величество, она живет в Риге. Но ее можно выписать… За нее я вполне ручаюсь вам.

— А каких она лет?

— Она молода, но во всяком случае и старше и несравненно опытнее и способнее умершей датчанки.

— Ох, перестань ты мне вспоминать о ней! Многих уморил Ушаков, но мало кого мне было так жаль, как эту глупую девчонку! В ее вине наверное не было никакого злого умысла против меня.

— Закон судит не за умысел, а за дело, ваше величество, и вы ни в коем случае — ни пред Богом, ни пред людьми — не ответственны за ошибки лиц, которым вверяете суд и расправу. Граф Ушаков в деле, он и в ответе! Если пред судом людским ответствен только тот, кто лично совершил преступление, то тем паче это должно быть так пред судом Божьим! Нельзя на самом деле требовать, чтобы на совести монархов тяготели все ошибки их подданных.