Тайна брата - [18]

— У вас сегодня был визитер? — Она вопросительно изгибает бровь. Ей хочется знать подробности, но я молчу. Накатывает чувство, будто я заперт в клетку и выставлен напоказ.

— Надеюсь, ты не хулиганил? — спрашивает фрау Фогель, выпучив глаза.

Отступив на шаг, трясу головой. Ба с дедом пытались сделать вид, будто визит Вольфа их не тревожит, но было заметно, что они боятся инспектора, так что лучше держать рот на замке. Особенно когда вокруг столько ушей.

— Едва ли Карл захочет делиться подробностями, и я его понимаю, — подмигнув, говорит герр Финкель. — Как ни крути, мальчишки — это мальчишки.

Кожей ощущая пристальные взгляды, отступаю на улицу.

— Ты в порядке? — интересуется Лиза, выходя следом. — Что случилось?

— Не могу, когда эти тетки смотрят.

— Не обращай внимания. Лично я привыкла.

Едва мы направляемся к дому, Лиза берет меня за руку.

— Не надо, — говорю я, убирая ладонь.

— Почему?

— Нельзя же так. Что люди подумают?

— А твой брат так гуляет со своей девчонкой. Они думали, никто не увидит, а я заметила.

— Какой такой девчонкой?

Шуршит обертка, и девичьи руки ломают шоколадку пополам. Прищурив глаз, Лиза проверяет, что куски вышли одинаковыми, а потом вручает мне один, а сама откусывает уголок второго. Даже, я бы сказал, отщипывает, как мышка.

— Какой такой девчонкой? — повторяю я. Шоколад тает во рту. Очень вкусно, всю неделю ничего вкуснее не пробовал.

— Провожает он ее. Ей надо до конца Эшерштрассе и направо. Вчера они шли за ручку, я их мельком увидела. Очень красивая. Голубые глаза, блондинка, волосы так и сверкают. Небось все подружки завидуют.

— А ты?

— Мне и мои волосы нравятся. — Ее рука гладит косу.

— Мне тоже, — вырывается у меня.

— Да ты что? — улыбается Лиза.

— Забудь, — краснею я. Надо сменить тему. — Может, брат работает с этой девчонкой.

Лиза подозрительно разглядывает меня, а потом, качнув головой, игриво тычет локтем.

— Забавный ты, Карл Фридман, — смеется она, и еще одна крошка шоколада исчезает у нее во рту. — Как звать твоего брата?

— Стефан.

— А лет ему сколько?

— Шестнадцать.

— Скоро в армию.

— Через год, — говорю я, но из головы не идет, что Стефан якобы гулял с девчонкой. Злит, что Лиза знает о брате больше меня.

— А в школу он не ходит? Выпустился в четырнадцать?

Киваю, откусывая от шоколадки.

— А ведь если окончить школу в четырнадцать, не нужно идти в гитлерюгенд или «Бунд дойчер мэдель». Может, поэтому твой брат так решил?

— Угу. Их таких была целая шайка, они вместе ушли из школы, вместе зависали, носили цветные рубашки, чтобы выделиться. Мама с брата чуть шкуру не спустила.

— Зависали?

— Ага, на углу нашей улицы, или где-нибудь в кафе, или в парке. По выходным они даже ходили в походы, ребята и девчонки, вместе. Кончилось все тем, что их загребло гестапо.

— Гестапо?

— Ага. Они с друзьями дрались с парнями из гитлерюгенда. Однажды… короче, гестаповцы поймали его и обрили голову.

— Что, правда? — В голосе Лизы сквозит плохо скрываемое восхищение.

От таких разговоров меня одолевает чувство вины за то, как оно обернулось для Стефана, но раз уж начал, придется рассказать до конца. Не хочу разочаровывать Лизу, у которой горят глаза.

— Его отправили в концлагерь на неделю, и вернулся он оттуда бритым наголо. Правда, Стефан лишь пуще обозлился, так что мама запретила ему встречаться с друзьями. Она долго не выпускала его из дома, а потом потребовала устроиться на работу, чтобы некогда было влипать в неприятности.

— И что, помогло? Он больше не влипает в неприятности?

Мы как раз дошли до дома. Стою и смотрю на Лизу.

— Нет. Теперь он отвечает за нас, потому что маме нездоровится.

Лиза кивает, будто катая в голове эту мысль.

— У нас тоже есть такие парни. И девчонки.

— Какие такие? — переспрашиваю, ощущая на языке последние остатки шоколадного вкуса. Нащупав скол на переднем зубе, сразу вспоминаю Вольфа и блестящий бампер его машины, летящий на меня.

— Которые влипают в неприятности. Я видела, как два парня дрались с гитлерюгендовцами, только они не первые начали, это гитлерюгендовцы на них набросились. — Она замолкает. — Эти молодчики глумились над ребятами, мол, те носят цветную одежду, потом начали обзываться и пихаться. Те вроде отбивались, но их было всего двое, и они сбежали.

Лиза качает головой, будто рассказывает о жуткой трагедии.

— Стефан больше не будет лезть в драки, — говорю я.

— А как его поймали? Кто-нибудь донес?

Пожимаю плечами.

— Вечно люди друг на друга доносят. — Лиза отщипывает крошку шоколада. — Кстати, смотри, что один из ребят уронил.

Нашарив что-то в кармане юбки, Лиза вытаскивает кулак. Пальцы разжимаются, и на ладошке лежит цветок.

Не настоящий цветок, конечно, а деревянный. Размером едва ли с ноготь мизинца. Фигурка грубая, будто ее вырезали перочинным ножиком, но черты вполне узнаваемые. Краска обтерлась, но на стебле видны остатки зеленого цвета, на лепестках — белого, а в центре — желтое пятно.

Стоит мне увидеть цветок, и желудок падает вниз, а в голове мелькают образы его собратьев.

— Сдается мне, это символ, знак. Красивый цветок, — говорит Лиза, но голос ее доносится будто издалека, с дальнего конца длинного, темного тоннеля. У меня пересохло во рту, а желудок будто стиснула невидимая рука.