Тайна брата - [12]

«Уходи, — безмолвно произносит она. — Беги».

И словно пелена падает с глаз.

Хватаю велик и, встав одной ногой на педаль, разгоняюсь со всей дури.

— Стоять! — вопит учитель, почти добежавший до ограды.

Перекинув ногу через колесо, всем весом обрушиваюсь на педаль.

— Назад!

Спешу прочь. Снова ветер бьет в лицо, и сердце стучит как оголтелое.

Ехать мне долго, но от радостного возбуждения не осталось и следа. В груди теснятся сложные чувства, непонятные мне самому. Животный страх быть пойманным. Тревога за бабулю с дедом. Стыд за то, что сам был готов на них донести.

Опустив голову и вцепившись в руль, еду и еду, кручу и кручу, разгоняюсь и разгоняюсь.

Убегая, не смотрю назад. Наоборот, ныряю в лабиринт, путаю следы, только зубы лязгают, когда велик скачет по булыжным мостовым. Не замечая ничего вокруг, рвусь к свету в конце переулка и вылетаю на дорогу.

В сумбур моих мыслей врывается громкий, резкий, долгий гудок.

Ничего не успеваю сделать.

Дальше все как в замедленной съемке.

На меня несется черный «мерседес», сверкающий, красивый. В серебристом бампере отражается утреннее солнце.

В распахнутых глазах водителя плещется изумление, он вытянутыми руками упирается в руль и жмет на тормоза.

Колеса визжат. Я зажмуриваюсь. Мощный удар.

Полет.

Долгие секунды мое тело висит в воздухе.

Падение.

Удар.

Приземляюсь с тошнотворным хрустом.

Сперва оземь ударяются ладони, потом локти и колени, меня тащит по асфальту, обдирая кожу, и мелкие камешки впиваются в плоть. Подбородок впечатывается в бордюр, зубы лязгают, и воздух с громким уханьем вырывается из легких. Тело замирает.

— …мальчик, ты как? — спрашивают у меня.

Открываю глаза. Перед лицом стоят черные блестящие туфли.

— …слышишь?

Меня трясут за плечо. После удара в голове помутилось, глаза не фокусируются, поэтому фигура больше похожа на пятно.

— Ты. В. Порядке? — спрашивает мужчина в модном костюме.

Я, перевернувшись на спину, потихоньку сажусь.

На ладонях кровь и черные пятна асфальтовой крошки. На коленях тоже. Стоит взглянуть на месиво, и в сознание прорывается боль.

На другой стороне дороги собираются зеваки. Жители окрестных домов, заслышав грохот, припадают к окнам и даже стоят в открытых дверях, но никто не спешит на помощь. Если не считать мужчину в костюме.

— Ты всегда вылетаешь на дорогу не глядя?

Его слова сочатся ядом.

— Простите меня, — качаю головой.

— Твоим «простите» машину ведь не починишь?

Он показывает на автомобиль. На блестящем бампере едва заметная вмятинка. Можно сказать, царапина.

— И велосипед тоже, — говорит мужчина.

Велик лежит в нескольких метрах от нас, на обочине. Переднее колесо пошло восьмеркой.

— Теперь его разве что в металлолом снести, на военные нужды. — Мужчина проводит взглядом по толпе на другой стороне дороги. — Принесите ребенку влажную тряпку и стакан воды.

Никто не трогается с места. Все смотрят на мужчину в костюме, потом друг на друга.

— Поживее! — рявкает тот. — Один из вас. Взял и принес.

Создается ощущение, что мужчина каждому отвесил пощечину. Толпа рассыпается. Кто-то скрывается в доме, кто-то испаряется в сторону магазина на углу.

— Мы незнакомы, — говорит мужчина, глядя на меня. — Позволь представиться. Меня зовут Герхард Вольф. Инспектор уголовного розыска Герхард Вольф.

Так он из гестапо.

Правда и ложь

Инспектор уголовного розыска Вольф не столько ведет, сколько тащит меня к машине. Взяв меня за руку, поднимает на ноги и волочит к сияющему «мерседесу».

— Почистись как следует, — говорит он, открывая заднюю дверь и усаживая меня на крыло. — Машину помыли только с утра. Дай-ка взглянуть на руки.

Сижу, не шевелясь.

— Мальчик, покажи руки.

Вытягиваю руки вперед, ладонями вниз, но Вольф продолжает пожирать меня взглядом.

Глаза у него стальные. Серые, ледяные, суровые. Нос чуть кривой, должно быть, ломаный. Губы тонкие. Сильная челюсть. На лбу — морщины опыта. Светлые волосы, подернутые сединой, изящно уложены на пробор. Свежий костюм сидит идеально. От Вольфа мощно идет сладкий дух одеколона.

Достав из кармана пару очков в черной оправе, Вольф водружает их на нос и склоняется над моими руками.

— Переверни.

Подчиняюсь.

— Объясни, откуда это взялось. — Его внимание привлекают белые пятнышки на кончиках пальцев. — Ты что, рисовал?

Его взгляд будто проникает мне в душу.

— Нет, я…

— Говори правду.

— Я трогал рисунок на стене. В переулке. Там был цветок.

— Твоя работа?! — рявкает он. — Рисуешь на стенах?

— Нет, честное слово.

— Показывай, что у тебя в карманах.

Выворачиваю карманы шорт, демонстрируя, что там нет ничего, кроме перочинного ножа с поломанной ручкой.

— Сколько лет?

— Двенадцать.

Он стоит, будто кол проглотил, и смотрит на меня. Щелочки глаз и ниточки губ выдают желание сожрать меня живьем.

— Сиди тут.

Инспектор обходит машину, чтобы оценить ущерб. Уперев руки в бока, качает головой. От этого занятия его отвлекает женщина с тряпкой и стаканом воды.

— Дайте вон ему, — указывает он на меня. В голосе читается явное нетерпение.

Женщина, присев рядом со мной, протягивает стакан.

— Спасибо.

Прохладная вода освежает.

— Ты цел? — тихо спрашивает женщина, нежными движениями стирая тряпочкой кровь у меня с колена. У нее светлые волосы, собранные в пучок, и карие глаза. — Сильно тебе досталось. Болит?