Тайна болезни и смерти Пушкина - [45]

Счастливый грот, прохладны тени,

Приют любви, забав и лени,

Где с Анжеликой молодой,

С прелестной дщерью Галафрона,

Я знал утехи Купидона…

Содержание поэмы «Неистовый Орланд», написанной октавами и состоящей из 46 песен, было заимствовано из рыцарских романов Средневековья. Она написана как продолжение неоконченной поэмы другого итальянского поэта Боярдо Маттео Мария (1441–1494) «Влюбленный Орланд», воспевавшего возвышенные чувства Орланда к красавице Анжелике. «Поэт повествует о всевозможных приключениях героя сказочного характера. Неоконченную поэму М.М. Боярдо пытались «покончить» и другие поэты, в том числе Франческо Берни (ок. 1497–1535), итальянский поэт-сатирик, высмеивавший в своих сонетах ханжей, римских пап, тиранов; создатель пародийного жанра, получившего в честь него название «Бернеско». Свои политические суждения Берни выразил в обобщенном виде в переработанной им поэме М.М. Боярдо «Влюбленный Роланд (Орланд)».

Пушкин еще в лицейские годы читал переводы поэм как Ариосто («Неистовый Орланд»), так и «Влюбленный Роланд» Боярдо – Берни. Именем героини поэм, Анжелики, он, скорее всего, и назвал скромную продавщицу билетов передвижного цирка, которая родила ему первенца-сына, о чем и поведал своему другу И.И. Пущину.

Второго сына поэта, Павла, Ольга Калашникова родила в июле 1826 года, то есть зачатие плода произошло в октябре 1825 года, как минимум через одиннадцать месяцев после начала их романтических отношений.

Какое (какие) событие (события) случилось (-лись) во временном интервале 1818–1825 гг., так серьезно повлиявшее на репродуктивную функцию поэта? Ответ известен: «гнилая горячка» в начале 1818 года и ее рецидивы в 1819 году. С этой поры Пушкин страдал олигозооспермией[80], то есть болезнью, о существовании которой он и не подозревал, поскольку ничего не знали о болезнях, следствием которых являлось бесплодие мужчин, и врачи того времени.

В свете этого знания о «потаенной» болезни Пушкина совершенно однозначно решается долголетний спор пушкинистов о том, кто был отцом Александра, родившегося первого января 1824 году у Амалии Ризнич, с которой у поэта был бурный роман во время южной ссылки.

Поскольку имя этой женщины нами было лишь однажды упомянуто вскользь, то до полной ясности о происхождении сына А. Ризнич ниже приводится, в весьма сокращенном виде, история ее романа с Пушкиным.

Амалия Ризнич, урожденная Рипп (ок. 1803–05.1825) – дочь венского банкира, с 1822 года жена Ивана Степановича Ризнича (13.10.1792 – не ранее 1853), негоцианта, одного из директоров Одесского коммерческого банка и местного театра, впоследствии статского советника. Пушкин познакомился с супругами Ризнич в июле 1823 года и был частым гостем в их семье вплоть до мая 1824 года. Пушкин делился с В.Ф. Вяземской о своих чувствах к А. Ризнич, имя которой позднее внес в «Донжуанский список» в его первую часть под номером – 11. А. Ризнич Пушкин посвятил стихотворения: «Простишь ли мне ревнивые мечты» (1823), «Под небом голубым страны своей родной» (1826 г.), «Для берегов отчизны дальней» (1830) и, по-видимому, «Заклинание» («О если правда, что в ночи») (1830).

Амалии, ко времени ее появления в Одессе, едва исполнилось двадцать лет, в то время как ее мужу Ивану Степановичу шел четвертый десяток. Двадцатичетырехлетний Пушкин не мог оставить без внимания этот приятный для него контраст, тем более, что Амалия отличалась необыкновенной красотой. «Высокого роста, стройная, с пламенными очами, с шеей удивительной формы, с косой до колен», – писал о ней П.Е. Щеголев[81]. Она не считала себя обязанной строго соблюдать супружескую верность и вскоре после приезда в Одессу окружила себе восторженными поклонниками, в числе которых оказался и Пушкин. Он сразу же увлекся неотразимой Амалией, легко распознав в ее экстравагантной раскованности знакомые черты петербургских дам «полусвета», заметив при этом одну особенность в ее поведении, названную им как «похотливое кокетство италианки».

Среди бесчисленных одесских апокрифов Пушкина бытовал анекдот о якобы сказанной им Амалии двусмысленной шутке: «Толпа поклонников у ваших ног, // Дозвольте мне быть между ними». Шутки шутками, но поэт был без ума от Амалии, что вылилось в поэтическом признании от 26 октября 1823 года:

Ночь

Мой голос для тебя и ласковый и томный

Тревожит позднее молчанье ночи темной.

Близ ложа моего печальная свеча

Горит; мои стихи, сливаясь и журча,

Текут, ручьи любви; текут, полны тобою.

Во тьме твои глаза блистают предо мною,

Мне улыбаются – и звуки слышу я:

Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!..

Стихи поэта, исполненные чувств неподдельной нежности и страсти, не тронули сердце женщины-вамп, которая на его глазах крутила роман с польским шляхтичем Собаньским, а в письмах ее мужа фигурировал еще некто Яблоновский. «Жизнь Пушкина превратилась в кромешный ад: подозрения, ревность, ссоры, надежды, любовь слились в какой-то нерасторжимый узел. В первой половине октября 1823 г. он набрасывает начерно свою знаменитую элегию; ее завершенный текст датирован 11 ноября:

Простишь ли мне ревнивые мечты,