Тайна болезни и смерти Пушкина - [31]

Но уже в следующем году молодая жена поэта, по-видимому, берет дом в свои руки и действует достаточно решительно.

25 сентября 1832 года

«Какая ты умненькая, какая ты миленькая! Какое длинное письмо! Как оно дельно! Благодарствуй, женка. Продолжай, как начала, и я век за тебя буду бога молить. Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, отобедав дома, ужинать в клобе».

Судя по последней фразе, в первый год семейной жизни «щей горшок» еще не насыщал истосковавшегося по семейному уюту холостяка. Но Наталья Николаевна постепенно входит в роль уверенной домоправительницы.

3 октября 1832 года

«Ты, мне кажется, воюешь без меня дома, сменяешь людей, ломаешь кареты, сверяешь счеты, доишь кормилицу. Ай да хват баба! Что хорошо, то хорошо».

В 1833 году Наталья Николаевна сама находит новую квартиру и сама же переезжает на нее с дачи. «Если дом удобен, то нечего делать, бери его, – пишет ей Пушкин, – но уж по крайней мере усиди в нем».

Энергии у юной хозяйки было, видимо, вполне достаточно. Поэтому Пушкин доверял ей самостоятельно вести дом в продолжение своих, порой долгих, отлучек. Весной 1834 года она отправляется с маленькими детьми в Москву, а затем в родовое именье Гончаровых. Путешествие многодневное и по тем временам очень изнурительное, дети еще совсем крошки, но она отлично справляется со всеми хлопотами.

Ежегодные переезды на дачу с детьми, домочадцами, скарбом и даже библиотекой – тоже дело Натальи Николаевны. Если учесть, что чаще всего в это время Наталья Николаевна была беременна, то это похоже на домашний подвиг.

14 мая 1836 года

«Ты уж, вероятно, в своем загородном болоте. Что-то дети мои и книги мои? Каково-то перевезли и перетащили тех и других? И как перетащила ты свое брюхо? Благословляю тебя, мой ангел».

Но не будем обольщаться: разумной и экономичной хранительницы домашнего очага из Натальи Николаевны не получилось. Денежные затруднения с новым годом все более омрачали жизнь Пушкина. Выход был один – покинуть Петербург, уехать в одно из имений, в «приют спокойствия, трудов и вдохновенья». «Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе, – писал жене Пушкин 29 мая 1834 года, – и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольствия». Но, как уже было показано выше, Наталья Николаевна ни об отъезде из Петербурга, ни об отставке мужа не желала и слышать. Он ее предупреждает о возможном своем уходе из жизни (лет через 10–15 – похвальный оптимизм). Но Натали слишком молода, чтобы заглядывать в такую временную даль, а сегодняшняя жизнь в столице в самом центре столичного бомонда – так прекрасна. Она только что совершила свое царственное вхождение в блистательные петербургские дворцы. Она самозабвенно любила балы, и оно простительно. «Во дни веселий и желаний я был от балов без ума», – читаем мы в «Евгении Онегине».

Наталья Николаевна переживала именно такое время. Она была окружена поклонением, красота ее достигла полного расцвета, и даже частые роды не испортили ее умопомрачительно тонкой талии. Она еще не натанцевалась, не накокетничалась и не готова была навеки спрятать свою прославленную всеобщей молвой красоту в глухой деревенской «обители». Все это естественно, и этого следовало ожидать. Не случайно в одном из писем 1832 года Пушкин напомнил жене печальную русскую песню:

«Не дай бог хорошей жены,

Хорошу жену часто в пир зовут.

А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье,

да и в своем тошнит».

Кому только не лень было принято упрекать Наталью Николаевну в том, что интересы мужа так и не стали ее интересами. Приводят, как «отче наш», якобы произнесенное ею однажды: «Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!». Баратынский спросил, может ли он прочесть новые стихи Пушкину, не оторвет ли ее от дел. «Читайте, пожалуйста! – сказала она. – Я не слушаю». И опять же упреки, что Пушкин был для нее всего лишь источником денег, ибо вереницей текли портнихи, модные магазины, званые обеды, увеселительные прогулки, празднества, балы, с которых они возвращались в четыре-пять утра. А что вы хотели, первая красавица Петербурга медленно, но верно из никому не известной провинциалки превращалась в светскую львицу, страстную женщину, которой не повезло с мужем-стариком. Она его могла только терпеть в постели, рожая ему детей, а разве не снился ей принц, да на белом коне, который мог бы умчать ее в невидимую даль. Да и наследственность делала свое дело. Разве она не была дочерью Натальи Ивановны, ставшей при живом муже, сошедшем с ума, обыкновенной шлюхой. А кому не известно, какие коленца выделывал по молодости ее родной дед по матери Иван Александрович Загряжский? Нет, не тем он прославился, что однажды вызвал на дуэль самого Гавриила Романовича Державина, в бытность того Тамбовским губернатором, а совсем другими подвигами на амурном поприще.

Трудно удержаться, чтобы кратко не «осветить» один из его подобных подвигов, не будь которого, не родилась бы красавица Натали и судьба Пушкина сложилась бы совсем иначе.

И.А. Загряжский, отец Натальи Ивановны Гончаровой и, стало быть дед Натальи Николаевны, был женат на Александре Степановне Алексеевой, от которой имел сына Александра Ивановича и двух дочерей: Софью Ивановну, в замужестве графиня де Местр, и Екатерину Иванову, впоследствии игравшую весьма заметную роль в семье Пушкиных.