Тайна «Архелона» (Крик дельфина) - [26]

Он действительно увидел Флэгги такой, какой хотел увидеть - живой, гибкой, страстной… Придя в себя, он расчувствовался и подарил Бахтияру три маленьких шприца с набором шведских игл. Так они сошлись…

Однажды стюард полушутя-полусерьезно заметил, что, если бы Рейфлинт был чуть поумнее, он бы давно смог устроить экипажу райскую жизнь на каком-нибудь тропическом острове с нежнокожими туземками. Кто бы их стал искать, если бы эту проклятую консервную банку «Архелон» притопить в какой-нибудь котловине?..

– Да, - подлил масло в огонь О’Грегори, - это лучше, чем гнить тут заживо. И потом, солнце, свежий воздух, фрукты, море… Уверен, наши дела пошли бы на поправку.

– Если бы не кэп…

Оба замолчали, поглядывая друг на друга так, будто встретились впервые. Наконец О’Грегори решился:

– Все диктаторы кончали одинаково…

– Но есть еще, - понял намек Бахтияр, - вся эта офицерская сволочь… не в обиду вам, док! Оружие выдается лишь в группу захвата… А в ней одни офицеры.

– Есть хороший способ… - замялся О’Грегори, - но он требует надежных людей.

– На верное дело найдутся…

«ГОВОРИТ И ПОКАЗЫВАЕТ «ТЕЛЕАНДР»

Поздней осенней ночью «Архелон» пересек на глубине двухсот метров подводный желоб Романш, соединяющий обширную Бразильскую котловину с котловиной Сьерра-Леоне. Черное дирижаблевидное тело плавно пронесло свои куцые крылья над пропастью бездонного разлома океанского ложа, над пиками подводных хребтов, в водной толще которых не вращались винты ни одной субмарины. В вечной тьме глубин вздымались горные замки, слепленные друг с другом игрой первородного хаоса. Никем не виданные, они простирались на сотни миль, подпирая океан зубцами своих диких башен, кровель, пирамид, столпов… Горная готика этого инопланетного мира была столь же девственна, сколь и марсианские цирки, если не считать бутылок и пивных жестянок, нефтяных бочек и прочего хлама, сброшенного с судов и рассеянного по подводным плато, каньонам, седловинам, ущельям…

Из всех обитателей «Архелона» только Рооп созерцал сейчас призрачную тень величественного ландшафта, распростертого под килем атомохода. Тень эту вычерчивали самописцы на ленте эхолотного рекордера, и ее графитовая зубчатка напоминала старпому панораму родной Гааги. Бар-Маттай склонился над страницами «Неоапокалипсиса». «Веками, - бежало перо его по бумаге, - вели мы летосчисление от Р.Х. - рождества Христова. Теперь пошел новый счет: от Р.Х. - разрушения Хиросимы…»

В тишине командирской каюты горько улыбался Рейфлинт, читая вслух самому себе строки из журнала начала века: «Призыв нашего государя к миру базировался на желании создать такие условия морской войны, при которых бы усовершенствование способов войны убило самое войну».

А в трюме турбинного отсека Бахтияр ловил в дыму гашишного дурмана ускользающие губы Катарины… И не отрывался от окуляра микроскопа доктор О’Грегори в медицинском блоке.

Справа по борту проплывала вершина подводной горы Мак-хилл, которой не хватило лишь ста метров, чтобы стать островом. На каменистом пятачке Мак-хилла стояла металлическая тренога с яйцевидной стальной капсулой - гидрофон всеокеанской системы подводного прослушивания №144. Это творение человеческих рук походило на спускаемый аппарат, угнездившийся на чужепланетных скалах. Правда, и тренога, и капсула акустического приемника так густо обросли губками и кораллами, что напоминали древний сосуд, оставшийся от затонувшей цивилизации. Морские звезды «терновый венец» вели у подножия гидрофона свою вековечную войну с мидиями и гребешками.

Толстые наросты морских желудей не помешали «подводному уху» уловить свиристенье лодочных винтов. Под обманчиво безжизненным черепом капсулы бесшумно сработала электронная автоматика…

Вахтенный оператор береговой гидроакустической станции «Сан-Педро» лениво подпиливал острые косточки маслин. Он глотал их для пользы пищеварения, ибо был уверен, что маслинные косточки рассасываются в желудке, как пилюли.

На пульте сигнализации уныло тлели синие огоньки молчащих гидрофонов.

В соседней комнате сидел репортер телевизионной компании «Телеандр» Дэвид Эпфель и просматривал то, что ему удалось записать сегодня на видеомагнитофон. Эпфель вглядывался в экран, кривил губы. Он был недоволен материалом. Он вел на «Телеандре» военно-морскую хронику и вот уже целый год безуспешно пытался преподнести зрителям «гвоздь сезона», подобный «Архелону». Сорокалетний и до недавнего времени малозаметный репортер сделал себе имя на «Архелоне» в тот день, когда пощелкал перед микрофоном кнопки на рукояти пуска ракет. Это он первый принес на «Телеандр» сенсацию: на борту стратегического атомохода - суперлепра ХХ. Это он вел встречи в эфире узников подводного лепрозория с их родственниками. Это он интервьюировал «врача-гуманиста» О’Грегори, бесстрашно отправившегося в подводный ад.

С тех пор, как Дэвид Эпфель прочитал телезрителям последнюю радиограмму с «Архелона», интерес миллионов к несчастной субмарине постепенно пропал и соответственно уменьшились гонорары «флагманского репортера флота», как любил называть себя Эпфель.

Нынешнее задание отнюдь не грело репортерское сердце - реклама противолодочного самолета «Орион», по сути, мало чем отличалась от рекламы колготок или шампуня для собак.