Тайна архангела - [75]

— Кто пришел, — первым его заметил Михаил. Его лицо тут же разгладилось, а взгляд сделался нежным и ласковым. — Маленький, здравствуй.

— Мил, привет! Иди сюда скорее! — обрадовался Габри.

Юноша неспешно пошел по траве, стараясь не тревожить гуляющих павлинов. Его лицо улыбалось всем присутствующим.

Маленький, Мил, а вернее: самый младший из архистратигов Иеремиил, был последним рожденным из высших духов рая. Первое ласковое прозвище закрепилось за ним неслучайно. Долгое время уверенные, что братьев у них больше не будет, архангелы называли младшим архистратига диалектики Варахиила, пока в один поистине прекрасный день Михаил не принес на руках очаровательного ребенка-ангелочка с кремовыми крылышками, который, прижимаясь, обнимал его за шею. Старший архангел сказал, что это еще один их брат, теперь точно самый младший. Тогда было решено, чтобы не обижать Варахиила, оставить за ним звание «младшенького», а к Иеремиилу вскоре прилепилось слово «маленький» до самых последних пор.

И до сего дня, чудилось, что никакое из обращений не могло подойти к нему лучше. Ростом ниже братьев, он был все равно очень высоким, но столь хрупким и узким в кости, будто на всю жизнь остался подростком. «Мил» звали они его, внешне повзрослевшего лишь до возраста семнадцати, вечно хранившего невозмужавшие юношеские черты, мягкие темно-русые волосы и совсем детские светло-карие глаза. Такими беззащитными и ранимыми были они, глядя из-под коротких ресниц с не детской совсем сосредоточенностью.

Младшему из братьев архангелу Иеремиилу выпала, пожалуй, одна из самых тяжелых ролей в этом мире. Он был сотворен Богом, когда уже никто не гадал его увидеть, и через много тысяч лет оставался забытым во многих религиозных книгах об ангельском мире. Робко ожидаемый, рожденный последним из высших духов, он появлялся тоже последним, когда не было уже другого ответа на праведный гнев.

Мил был архангелом милосердия. Символом носивший на груди своей золотой медальон в форме сердца, закрытый тайно, запечатлевший в себе сокровенность божественной милости. Он был тем, кто, пребывая в самом жестоком, зверином мире уродливых болезней человеческого грехопадения, каждую минуту впитывал творившееся вокруг зло, пропуская сквозь свое нежное тело все изуверства Земли, очищая, отмаливая, ходатайствуя прощение тем, кто его не был достоин.

Забытый, он жил, незримо присутствуя, светясь тусклой звездочкой там, где его трудно было заметить, слыша обращенные молитвы «помилуй» и отвечая тем, что сам собой умел приблизить реальность того, о чем воздыхали живущие на Земле. И в жизни людской он появлялся внезапно, когда никто почти не надеялся, исправляя то, что нельзя исправить, переделывая то, что было названо непоправимым. Вопреки делам, словам, вопреки чувствам, разуму, интуиции, он приносил милость, дарил искру Бога сердцам, которые сохраняли до конца лишь крупинки веры.

Непостижимость. Это был его дар и его крест, который Иеремиил нес внутри себя многие тысячи лет. Непосильной ношей в каждом взгляде, в каждом его движении и улыбке словно была просьба о поддержке, о милосердии к тому, кто сам был этим милосердием. И эту поддержку, сострадание, эту любовь отдавали ему братья и те немногочисленные ангелы, с которыми он был связан единым служением. Движением рук, покровом глаз они пытались перевязать кровоточащую рану, омыть трепещущее в груди сердце, обливающуюся страданиями, вылечить самую нежную душу, совершающую самый страшный подвиг.

Но ближе всех Иеремиилу был Михаил. Первый, кто его увидел, кто поднял его на ладони, кто принес остальным в тот мир, где не существовало еще ни боли, ни милости, но только счастье и любовь, но в котором уже брезжила опасность перевернуться бедственным превращением на долгие и темные века. Невидимая связь обреталась между старшим и младшим братом, словно замыкая небесный круг и даря силе ту нежность, которой ей изначально недоставало, и нежности ту мощь, которая ее оберегала.

Мил передвигался, касаясь плащом кустиков, отвечая негромкой улыбкой на приветствия. Его правая рука была отставлена в сторону, он протягивал ангелам подушечки пальцев. Это было его любимое общение: он хотел, чтобы они прикасались к его запястью. И они прикасались.

Иеремиил пересек поляну и остановился рядом со старшим архангелом. Не глядя, Мил опустился на траву между Михаилом и Гавриилом. И тогда всем стало понятно: извечный спор дисциплины и творчества на сегодня закрыт насовсем.

— Садись сюда, — Габри продлил свое бревно, и Иеремиил переместился к нему. Он почувствовал руку Михаила у себя на плече.

— Как дела?.. — Мил увидел обращенные на себя глаза старшего брата.

— Хорошо, — слегка наклонил голову младший.

— Мил, ты хоть здороваться почаще заходи, я скучаю, — проговорила Агнесс.

— Хорошо, Агни, — улыбнулся он.

— Иегудиил, — проговорил Ральф.

Все повернулись, следуя взгляду архангела покаяния. На поляну вошел мужчина в молитвенной рясе с длинными деревянными четками на поясе. Запястья его были полностью скрыты рукавами, свисающий плащ укрывал тело до самого горла, делая недоступным для мира. За спину спускались зачесанные пшеничные волосы, лицо было притягательно несколько болезненным, выстраданным обаянием. Однако на левой щеке, бросаясь в глаза, виднелся глубокий вертикальный шрам, искажающий мимику.