— Привет, — проговорила я, останавливаясь напротив скамейки. — Как дела?..
Ответ можно было заменить тем, что я видела. Анна сидела, сгорбив спину, и, затягиваясь никотином, смотрела в пространство. Ее глаза были полны немоты и безнадежно холодной воды.
— Он уехал… — вымолвила она. — Даже не сказал куда… Даже телефон не оставил…
— А мобильник?.. — спросила я.
— «Такого номера не существует»… — последовал ответ.
Она не смотрела на меня. Она плакала, ничего не замечая вокруг. Рядом на лавочке, из-под сумки, выглядывали очки со сломанной дужкой…
— Ты… Ты не переживай… — я стушевалась. — Все хорошо будет…
Она даже не кивнула в ответ. Смотрела вперед, будто о чем-то думая. Я стояла и не шевелилась, когда словно прикосновением к плечам меня увели оттуда. Я развернулась и пошла к себе. С тяжелым сердцем, в глубине которого мне что-то говорило, что теперь уже вряд ли что-то будет хорошо.
У подъезда слонялся парень. Я отворила, набрав неизвестный ему код.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — на этот раз я ответила еще не улыбкой, но уже доброжелательством губ на свет в глазах еще одного виденного мной когда-то блондина. В сущности, наверное так и стоило делать…
Я зашла первой, как полагалось по этикету. И направилась к лифту, а он пошел к лестнице. Где-то очень глубоко охранилась во мне искорка, что сбылось для кого-то очень желанное.
А он шел и не знал, сбудется ли на самом деле, готовый подставить вторую щеку.
А еще оба мы не видели, что на этаже ниже моего спят в субботнее утро дети, стоит в дверном проеме их мать, и к ней подходит муж и молча обнимает. И мгновение возрожденной веры для той, которая не оттолкнула…
— Ты экзамен сдавала? — спросила мама, когда я вошла в квартиру.
— Ага… сдала… — пропыхтела я в ответ, снимая кроссовки.
Я открыла себе сама. Мама гладила белье, распахнув настежь дверь. В комнате работал телевизор. Шли новости.
— Вчера ночью три московских казино подверглись разграблению и разнузданным беспорядкам, инициированным неизвестными мужчинами… Внешние камеры видеонаблюдения засняли, как…
— На что сдала?
— На семь по десятибалльной, — пришло мне в голову первое.
Я разулась и нашла тапочки.
— Довольна?
— Еще бы, — не соотнесла я с институтом.
— …Многочисленные свидетельницы от комментариев отказались… Они закрывали лица от камер и кричали на журналистов нецензурными выражениями…
— …Сейчас оперативники пытаются составить фоторобот преступников по отрывочным показаниям очевидцев. Предположительно, нарушителей было двое, оба высокого роста; один темноволосый, южной внешности, другой…
Я зависла в дверях, глядя на экран телевизора.
— Мама! Ну что ты смотришь с утра? Посмотрела бы лучше сериал какой-нибудь…
Со странным ощущением я удалилась. И что себе придумывают эти журналисты?..
Я зашла к себе и плотно закрыла дверь. Опустившись за компьютерный стол, я долго смотрела в потухший монитор. Из глаз катились грузные слезы.
Я думала об Ане. Обо всем, что с нами случилось. Какая бессмыслица было сдерживаться сейчас. И отрицать свою вину тоже…
Но вот я увидела снова, что в руках у меня книжечка. Я открыла ее на середине и ногой под столом включила компьютер. Иерархия ангельских чинов, так называлась эта занимательная брошюра для религиозных чайников, вроде меня.
Я ткнула на «Мои документы», создавая новый файл. О чем это будет?.. Пока что я лишь смутно догадывалась. Как я назову это?.. Узнаю потом.
Учебный год закончился. Все разъехались. Я осталась одна. Впереди два месяца каникул, впереди большая работа.
Я поставила курсор на середину страницы, напечатала номер первой главы и начала набрасывать первые наметки. Сердце мерно стучало в груди, спокойное и освободившееся.
За несколько дней оно пережило всю темноту и пустоту, какое могло. Но сейчас, брошенное и кинутое ранее, оно было найдено и освящено каким-то новым для меня, но уже знакомым почему-то светом.
Как пройдут эти дни и что получится на выходе, и когда? Этого я тоже не знала. Я только была уверена отчего-то, что я дойду до самого завершения, и сердцу моему не суждено одиночество уже никогда.
Ведь свято место пусто не бывает. Святое означает посвященное…