Тайна Агаты Кристи - [5]

Унижение от того, что за ним явился полицейский – ведь это разоблачает его выдумку о здоровье матери, – затмевает тревоги по поводу самого факта. Что теперь думают о нем Мадж с Сэмом? Как он все это объяснит? И им, и Нэнси.

На дороге его «Деляж» слегка заносит из-за попавшего под колесо камня, и он на время теряет из виду полицейскую машину, за которой должен следовать. Этот недолгий отрыв от полиции роняет в его душу семя безрассудства. А что, если он просто уедет, уклонится от того, что ожидает его в Стайлзе? Сможет ли полиция его догнать?

Нет, он встанет перед лицом возмездия бесстрашно, как подобает мужчине. И не важно, как другие будут судить его действия, но он ни за что не желает выглядеть человеком, который манкирует своим долгом, бежит от своих ошибок.

Вслед за полицией он сворачивает на знакомую дорожку, ведущую к дому. Пыль из-под колес полицейской машины на миг закрывает поле зрения, и когда видимость возвращается, перед ним возникают острые тюдоровские крыши Стайлза, производящие на него почти столь же сильное впечатление, как и в тот день, когда он увидел их впервые. Сколько всего изменилось с тех пор, – думает он и гонит прочь эти воспоминания.

Арчи сознает, что ему нужно как-то перехватить инициативу. Пожалуй, следует дать понять, что он – полноправный хозяин Стайлза, и вести себя соответственно. Поэтому он выходит из «Деляжа», не дожидаясь полицейских. Твердо прошагав мимо других служебных машин, припаркованных у Стайлза на главной подъездной дорожке, он направляется прямиком к приоткрытой парадной двери и распахивает ее. Внутри он с удивлением обнаруживает, что никто из офицеров в черной форме, собравшихся на кухне, словно рой смертоносных пчел вокруг матки, его не замечает. Арчи понимает, что ему выдался исключительный шанс оценить ситуацию, прежде чем придется говорить.

Он осматривает длинный стол красного дерева вдоль правой стены прихожей, проверяя, не лежат ли на серебряном подносе чьи-нибудь визитные карточки. Сам поднос пуст, но есть кое-что необычное. Из-под него виднеется уголок конверта – характерная кремовая бумага жены.

Арчи бросает взгляд на полицейских, внимающих громкому, но в то же время странным образом приглушенному голосу невидимого человека (несомненно, шефа), и осторожно выдергивает конверт. Затем, стараясь ступать как можно мягче, он прокрадывается к себе в кабинет и тихонько притворяет за собой дверь.

Там он хватает канцелярский нож с ручкой из слоновой кости и вскрывает конверт. Со сложенного листка бумаги на него выпрыгивают остроконечные буквы – размашистый почерк жены. Время сильно поджимает, но на то, чтобы пробежать глазами весь текст, требуется больше пары секунд. Закончив, он отрывает взгляд от письма и чувствует, что, пробудившись от легкой дремы, попал в кошмарный сон. Когда и как, черт побери, она умудрилась это написать – не в смысле откуда у нее время, а в смысле откуда у нее такая дальновидность, такая проницательность, такая упорная расчетливость?

Арчи кажется, будто и без того узкий кабинет сжимается вокруг него, и ощущает удушье. Но он понимает, что надо действовать. Из письма очевидно, что это не он придумал некий план, а наоборот, сам – не более чем объект чужого замысла, загнанный в лабиринт, откуда необходимо отыскать выход. Швырнув письмо на стол, он принимается шагать по комнате, которая на глазах становится мрачнее из-за надвигающейся грозы. Во имя всего святого, что же ему делать?!

В одном он уверен. Да, он готов принять кару, но сам вручать ключи тюремщику тоже не собирается. Это письмо не должен увидеть никто. Подойдя к камину, он бросает послание вместе с конвертом в пламя и смотрит, как сгорают слова Агаты.

Глава 5 Рукопись

19 октября 1912 г.

Эшфилд, Торки, Англия

Выйдя от Меллоров, я перешла дорожку и припустила домой в Эшфилд. Мы c Максом Меллором, моим приятелем, весело играли в бадминтон, когда служанка позвала меня к телефону. Это была мама, которая строгим голосом наказала мне вернуться, поскольку меня «уже целую вечность» дожидается неизвестный молодой человек. Сначала она говорила ему, что я буду через четверть часа, но, когда я не явилась в обозначенный срок, – а он все не уходил и не уходил, а я все не возвращалась и не возвращалась, – она была вынуждена прибегнуть к телефону. Кем бы ни оказался этот несчастный, он не разглядел, должно быть, ни одного из намеков, которыми мама давала понять, что ему, пожалуй, уже пора.

Если бы не мама, я ни за что не пошла бы сейчас домой, тем более что мы с Максом так прекрасно разыгрались. Жизнь в Торки целиком состояла из таких ленивых часов. Днем – импровизированные пикники, водные и верховые прогулки, спортивные развлечения, музыкальные посиделки. На закате – тщательно организованные вечеринки с танцами в саду или в доме. Недели, месяцы проплывали в нежном, беззаботном сне, где девушка стремится к одному – заполучить жениха, и я не испытывала ни малейшего желания пробуждаться.

Я предположила, что мой посетитель – скучный морской офицер со вчерашней вечеринки, который все умолял меня почитать гостям вслух его вирши. Даже будь моя догадка верна, мне не хотелось, чтобы он надоедал матушке слишком долго, хотя я и не собиралась продолжать наше с ним пустое общение. Мама, конечно, женщина снисходительная и мягкая – особенно со мной, – но, если ей докучает зануда или кто-то мешает заниматься делами, она может и рассердиться. Когда десять лет назад умер отец, я стала для матери центром внимания и компаньонкой – особенно после того, как Монти и Мадж, мои старшие брат с сестрой, начали жить своей жизнью, – и мне это нравилось. Мы чудно ладили – никто на свете не понимал меня лучше, чем мама, а я относилась к ней бережно, хоть она и была гораздо сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Потрясшая нас смерть отца и унаследованные от него непростые финансовые обстоятельства крепко сплотили нас – «вдвоем против всего мира» и все такое.