Тайна аббата Соньера - [82]

— Да… — выдыхает она, чуточку успокоенная уверенным видом своего любовника.

— Ну же, влюбленные, а эти богатства, где же они?

— Чуть дальше, — отвечает Беранже.

— Идите оба впереди! Возьми лампу, кюре.

Беранже берет лампу и встает во главе кортежа. Через несколько секунд, как он того и ожидал, оба мужчины задерживаются у двух первых трупов.

— Здесь нет ничего интересного, — говорит Беранже. — Следующие будут гораздо привлекательнее, у них сохранились еще драгоценности.

Когда они проникают в зал, где кучей лежат вестготы, оба мужчины садятся на корточки и изучают останки. Беранже пользуется этим, чтобы медленно удалиться от них, увлекая за собой Мари. Добравшись до того места, где нарисована шестиугольная фигура, он выдыхает:

— Давай!

Они принимаются бежать. Блондин приказывает им остановиться. Они не слушают его и устремляются к лестнице.

— Осторожно, ступеньки! — кричит Беранже, ставя свою ногу на ВОЛЮ. В полубессознательном состоянии Мари повторяет на бегу все движения и шаги священника и добирается до верха без происшествий. Уже их преследователи карабкаются вверх. Беранже подумывает о том, чтобы использовать — хотя эта мысль кажется ему глупой — для защиты подсвечник. Вдруг он слышит сдавленный крик, потом ругательство, за которым следует вопль. Когда он оборачивается, он замечает обоих мужчин, раздавленных плитой, которая появилась из боковой перегородки и медленно возвращается на свое место. Оба тела медленно оседают и сползают вниз по ступенькам.

— Теперь все окончено, — говорит он Мари, пряча ее лицо у себя на груди.

И тогда он замечает: что-то вокруг изменилось. Свет стал другим. Он осматривает свою лампу, но она распространяет все тот же желто-оранжевый свет. Однако поток зеленоватого света примешивается к медным отблескам. Беранже весь напрягается, и на его лице появляется гримаса испуга, как только он определяет, где находится этот новый источник света: статуя Асмодея. Зеленый ореол окружает ее и увеличивается в размерах. Талисманы Ильи остались снаружи. Он думает с волнением о том, что этот луч означает конец его человеческой жизни, но есть еще Мари, Мари, которую он вовлек в эту безумную авантюру. Она не должна погибнуть по его вине. Он приподнимает ее и уносит. Он уносит ее, как безумный, за пределы ловушек у лестницы, за пределы галерей, которые рушатся одна за другой, замуровывая зал с подсвечником и погребая трупы и ручей…

Тишина и холод заставляют прижаться друг к другу обоих спасшихся, у которых еще хватает сил, чтобы нести свою любовь.

— Я люблю тебя, — шепчет она ему.

Беранже улыбается Мари, не говоря ни слова. Он отвечает на ее взгляд, который страстно умоляет его бежать подальше от горы Пик, и он увлекает ее за собой по дороге. Теперь они богаты, теперь они заживут.

Глава 20

Январь 1894 года, Тулуза.

Прошло шесть месяцев. Большая часть сокровищ находится в надежном месте. Все прошло великолепно — в соответствии с планами Приората. Но Беранже больше не тот же самый человек. Что-то в нем сломалось, даже Мари заметила это.

«Деньги вскружили тебе голову, — говорила она ему много раз тоном упрека, прежде чем добавить: — Оставь свою часть, не слушай больше Будэ». А несколько дней назад она сказала: «Не езди в Тулузу, ты станешь таким же, как они. Если у тебя осталось еще хоть немного любви ко мне, оставайся здесь…»

Ледяной ветер подталкивает его. Каждые три или четыре шага он останавливается, поднимает голову, как будто бы слушая дыхание ветра на камнях или всматриваясь в линию домов вдали. С самого утра тревога охватывает его, такая сильная, что он готов уцепиться за малейший знак. Чертово золото заставляет его сомневаться в Боге. А сомнение это происходит от отчаяния в его мыслях. Он цепляется за свои человеческие желания и питает ум светом золота, которое обнаружил.

«Я богат… Скоро я смогу построить храм на деньги, которые мне перечислит Приорат… Тогда мы будем вместе, Эмма».

Оперная певица Эмма Кальве, его любовница, находится в Америке. Она вернется в конце апреля. Она написала ему, что должна еще петь в постановках «Кармен» в Чикаго, в Бостоне, в Олбани и в Бруклине.

Колокола церкви бьют четыре отчетливых удара. Эмма тотчас же исчезает из его мыслей. Ему даже не надо предпринимать каких-либо усилий, чтобы извлечь ее из них. Предупреждение, кажется, исходит с мрачного неба, покрытого обрывками облаков, а не с колокольни.

— Соньер!

Беранже оборачивается. За ничтожную долю секунды сотни бессвязных мыслей и образов проносятся в его мозгу, потом приходит страх. Мужчина опирается на трость с волчьей головой. Он не слышал, как тот подошел. Откуда он взялся? Беранже подумывает о быстрой и стремительной атаке, и тогда с частью его неприятностей было бы покончено.

Незнакомец не изменился. Все та же непоколебимость. Очень уверен в себе. Он большой, сильный, неопределенного возраста. Его серые глаза непрерывно смотрят на него одновременно жестоким и холодным взглядом. Секунды проходят, а вместе с ними и решительность Беранже.

— Вы! — говорит он наконец неуверенным голосом. — Чего вы еще хотите от меня?

Он смотрит вокруг себя. Никто не сможет прийти ему на помощь. Двое нищих дрожат от холода перед входом в церковь Сен-Сернен, их плошки для пожертвований безутешно пусты. Старуха, пытающаяся удержаться на двух узловатых палках, борется со льдом, покрывающим мостовую, идя маленькими шажками, опустив глаза. Тулуза впадает в спячку, она остается глухой к маленьким драмам на своих улицах. Здешние люди прячутся по домам, когда дует северный ветер.