Таймыр, Нью-Йорк, Африка... - [19]
Но лишь вблизи. Окончательно истоки великой реки были открыты после семидесяти семи экспедиций, стоивших жизни многим исследователям. Эти истоки обнаружили по южную сторону экватора, в самом сердце материка, неподалеку от озера Танганьика.
Хромой дервиш
«Мы должны обыскать его». — У хивинского хана. — Талисманы странствующего монаха. — Смертоносный вихрь пустыни. — Опасный визит. — Кого скрывали лохмотья дервиша. — В поисках прародины венгров
Если бы первые рассказы о хромом дервише, о странствующем мусульманском монахе, были записаны со слов хаджи Билала, хаджи Сали или какого-нибудь другого его благочестивого спутника, то, возможно, повествование началось бы с событий весеннего дня на земле туркмен.
Именно в тот день хромой дервиш хаджи Решид едва не стал жертвой навета. И кто оклеветал его! Презренный нечестивый афганец, курильщик опиума с дрожащими руками!
В этот день паломники, с которыми шел хромой дервиш, дождались наконец прихода каравана Амандури. Сановник из Хивы выглядел усталым и раздраженным. Его ли дело гонять буйволиц? Но мудрейшие врачи нашли, что молоко этих невиданных в Хиве животных исцелит недуги хана. И послушный Амандури отправился за буйволицами в дальний путь. Теперь животные плелись впереди каравана, возвращавшегося в Хиву.
Амандури приветливо встретил паломников, попросивших его защиты и покровительства на пути к столице хана. Но когда он заметил хромого дервиша, его взор стал холодным, а добрые слова застряли в горле.
Хромой дервиш вместе со всеми наполнил бурдюк водой: предстоял путь через пустыню. Амандури повел караван. А на привале, когда усталые верблюды были развьючены, Амандури позвал хаджи Билала и хаджи Сали.
— Великий хан Хивы — да продлит аллах его дни — велел однажды повесить двух своих верных слуг, — сказал он. — Великий хан услышал от них, что на земли ханства проник переодетый «френги», презренный европеец. Обманув всех, он с поистине дьявольской точностью снял на карту дорогу в Хиву. Все холмики, все колодцы! И ярость хана стянула петлю на горле принесших ему злую весть. Что же будет с теми, кто поможет другому френги войти в ворота благородной Хивы? Об этом страшно даже подумать! А между тем почтенный афганский купец… — Тут Амандури велел позвать афганца и приказал ему: — Говори!
— Я видел френги-англичан на своей земле! — закричал афганец, и глаза его налились кровью. — Я видел этих собак и говорю вам: в Хиве пытка сделает свое дело и железо покажет, кто на самом деле ваш хромоногий хаджи Решид! Но великий хан покарает и слепцов, не разглядевших неверного под лохмотьями дервиша!
Билал и Сали не унизили себя крикливым спором. Двадцать шесть человек в караване носили почетный титул хаджи за подвиг благочестия, за многотрудное паломничество в Мекку к священному для каждого мусульманина черному камню Каабы.
Среди двадцати шести паломников хаджи Билал и хаджи Сали были наиболее почтенными и уважаемыми людьми — эю мог подтвердить каждый.
Но разве свет благочестия не исходил и от хаджи Реши-да? Да, он не выкрикивал по две тысячи раз подряд «Аллах! Аллах!», как достопочтенный хаджи Абдул-Кадер, и не побывал в Мекке дважды, как хаджи Нух-Мухаммед. Но кто лучше хаджи Решида мог толковать Коран, эту святую книгу, существующую предвечно?
Припадая на больную ногу, он отважился издалека идти для поклонения мусульманским святыням Хивы и Бухары — это ли не подвиг, достойный воздаяния?
И вот теперь нечестивый безбожник, за опиумом забывающий о часе молитвы, чернит хаджи Решида подозрениями! Сначала афганец уговаривал их друга отделиться от каравана и пойти вдвоем. Уж не думает ли нечестивец, что в лохмотьях хаджи Решида спрятаны сокровища? Корысть и зависть иногда толкают людей на злые дела, а в пустыне легко теряется след человека. Хаджи Решид, конечно, отказался идти с афганцем, и теперь тот выдумал нелепицу с переодетым френги…
Обо всем этом хаджи Билал спокойно рассказал Аманду-ри. Но не убедил его. Проклятый же афганец кричал свое:
— Пытка покажет!
Тогда хаджи Билал сказал, что он и хаджи Сали готовы поручиться за своего друга. Они неразлучны с ранней весны, когда вместе вышли из Тегерана. Они вместе ночевали на холодном полу караван-сараев, укрывались тряпьем, чтобы унять дрожь. Они брали пальцами из одного горшка вареный рис, сдобренный, за неимением свежего сала, растопленной сальной свечой. И никто не слышал жалоб и стенаний от хаджи Решида, слабого телом, но сильного верой.
Святость и набожность хаджи Решида сделали его желанным гостем на земле туркмен. Молитвой и талисманами он лечил больных, и те благословляли его. Сам Кызыл-ахонд, ученейший муж среди туркмен, находил удовольствие во встречах с хаджи Решидом. Салтыг-ахонд, мудрейший священнослужитель, после бесед с хаджи Решидом сказал, что воистину свет ислама снизошел на этого человека. Так неужели Амандури думает, что верность религии делает людей слепыми, а опиум обостряет зрение?
Амандури, казалось, колебался. Но афганец закричал со злобным упорством:
— Разве этот дервиш похож на других? Он светлокож, как все френги!
На земле туркмен, возразил ему хаджи Билал, где паломников приняли, как братьев, многие тоже удивлялись, что аллах создал единоверцев столь не похожими друг на друга. Но дело в том, что хаджи Решид — турок!
