Тайга - [7]

Страшнее и непонятнее всего обстояли дела с головой. Мёртвое лицо жены с приоткрытыми губами и левым глазом выглядели пугающе. Он видел в них укор и начинал чувствовать свою вину за содеянное. Отделенный от головы ножовкой череп Ефрем побрил наголо и залил волосы кислотой. Снимать с черепа мясо он начал от шеи. Ножом он выскоблил ошмётки из нижней челюсти и вырвал длинный язык, пока не добрался до большого затылочного отверстия, через которое спинной мозг соединялся с головным. Однажды по телевизору Ефрем видел передачу о культуре древнего Египта. В ней жрицы после смерти знатного вельможи бальзамировали его тело – вынимали сердце и печень, аккуратно закладывали в отдельные сосуды, а головной мозг вынимали специальными крючками через ноздри. Такие методы казались Ефрему слишком садистскими и очень муторными. Из кухни он принёс длинную чайную ложку. Крепко зажав лысый череп между ног, Ефрем просунул ложку в спинномозговое отверстие и начал размешивать содержимое черепной коробки. Через пару минут он развернул череп шеей вниз, и, ударяя по затылку, стал вытряхивать перемешанное серое вещество снова в унитаз. Подобные манипуляции с ложкой и вытряхиванием он повторил ещё несколько раз. Приложив голову к своему уху, как большую морскую раковину, он её потряс и прислушался. Теперь вроде бы пусто.

К самому лицу на черепе он прикоснуться не смог – сковал необоснованный страх и отвращение. Бритый череп жены был правильной формы и выглядел очень привлекательно. На какое-то мгновение Ефрем задумался даже, что его можно было бы заспиртовать в банке и поставить на полку как интересный экспонат, но делать этого не стал, а просто кинул голову в ванну к пузырящимся и пенящимся в едкой жидкости костям в надежде, что его разъест и так.

Даже после смерти жена не давала Ефрему покоя. Эта ненависть к возне с Женькиным трупом только подкрепила в нём желание продолжать, как бы морально тяжело и неправильно это ни было. С удивлением Ефрем заметил, что разделка человеческой туши не вызывала у него каких-то глубоких моральных терзаний и противоречий. Возможно, сказался накопленный стресс от жизни с нелюбимым человеком и эмоциональное выгорание. Странно, но даже возможность быть кем-то замеченным или навести на себя подозрение не так сильно пугала его, как он себе это представлял. Единственное, что сейчас его подталкивало к решительным действиям, это желание поскорее закончить эту рутинную работу.

Спать Ефрем лёг очень поздно. Он сомкнул глаза часа на три, а после встал и решил заниматься варкой холодца. Четыре больших алюминиевых кастрюли, которые он принёс из гаража, как раз вместили всю порезанную плоть. Чтобы заглушить неприятный запах человеческого мяса, в кастрюлю он засыпал побольше лаврового листа и чёрного перца. Уже после обеда варево было готово. Готовый продукт поместился в пятнадцати банках. Таким образом Ефрем собирался пронести на городскую свалку части трупа, не вызывая сильных подозрений.

С костями кислота справилась хорошо. Белые фрагменты ребер, рук, ног, таза и позвоночника сияли своим блеском, воняли едким химозным запашком и бальзамическим ароматом прелого мяса, как в мастерской таксидермиста. Страшно выглядело не разъевшееся до конца лицо изуродованного черепа. Череп уже перестал представлять хоть какое-то подобие Женькиного лица. У него впал нос, вытекли глаза, а кожа вспучилась, покрылась струпьями и слезала с кости как детский сопливый лизун. Ефрем снова взял длинную чайную ложку и начал соскребать отставшее от лица мясо в отдельную банку. Когда он это делал, вместе с отскобленными щеками на пол ванной упала Женькина челюсть, узкая и облезлая. Ефрем поднял её и долго всматривался в ровный забор белых зубов, тупые крючки венечных отростков. Большим пальцем он провёл по тыльной стороне нижнего ряда зубов. На пальце осталась отвисшая гармошка побелевших от химии дёсен. Страх исчез, осталось только отвращение. Чтобы хоть как-то его перебороть, Ефрем подставил отпавшую челюсть к черепу и начал шевелить, приговаривая:

– Мари-и-ин, я щас в новый бутик зашла, там такие скидки, у меня прям челюсть отпала!

Потом он развернул череп в противоположную сторону и стал отвечать воображаемому собеседнику:

– Да, Женька, я там такое бра классное купила, просто отвал башки!

Осознав, что только что поставленная сцена никакой радости у него не вызывает, Ефрем с силой кинул облезлый череп в таз и снова залил его кислотой. Накопленная усталость не давала вырываться наружу почти никаким чувствам и переживаниям.

Пока закрученные банки с холодцом остывали, Ефрем выложил из ванны и протёр все белые кости.

«Отбелить ещё разок не помешает», – подумал про себя Ефрем. Весь белый скелет он как конструктор выложил на клеенке в зале. Ефрему лень было собирать в кучу маленькие кубики костяшек и фаланг пальцев, поэтому он просто высыпал их рядом и сел в кресло перед скелетом на полу.

Маленькие косточки ещё можно было раскидать по лесам и рекам, часть незаметно вынести на свалку или просто выкинуть в урну. Что делать с большими костями он понятия не имел, но с наслаждением подумал, насколько теперь освободится его жизненное пространство, когда он соберёт всю эту гору Женькиных шмоток, клубков, пялец и стопок журналов для сраного вязания, которым она никогда не занималась, обольёт это бензином за гаражом и спалит к чертовой матери, чтобы захламленная всяким говном квартира стала хоть немного попросторнее.