Тайга - [17]

– Я тебе не товарищ! – криком прервал он, стукнув ладонью по столу, и тише добавил: – За что арестовали? Старая уловка! Ну-ка, распишись…

Подал бумажку. Читаю.

«…Предъявлено обвинение по статье 58-й, пункты 8, 10 и 11 Уголовного кодекса РСФСР». Это значило – террор против руководителей партии большевиков, контрреволюционная организация и антисоветская агитация. Хорошенький букетик! Если все подтвердится – «луна» обеспечена. Внизу приписка: «читал». Раз только «читал» – подписываю. Следователь поспешно выхватывает ее у меня и подает целую стопу безграмотно исписанных листов.

«Протокол предварительного следствия по делу №…» – прочитал я на заглавном листе. Первая страница начиналась так:

«Вопрос: Признаете ли вы себя членом контрреволюционной террористической организации студенчества Москвы?

Ответ: Да, признаю. В наши задачи входило…»

Дальше шло перечисление на двадцати или тридцати страницах от моего имени всех «злодеяний», какие нам предстояло совершить.

– Нет, я не могу этого подписать, – сказал я, кладя «дело» на стол.

– Почему? – с притворным удивлением осведомился он.

– Все неправда, никакой организации не было.

Вскочив, перегнувшись через стол и брызжа слюной, он закричал мне в лицо:

– Не-е было?! А хочешь, я тебе сотню свидетелей выставлю? Ведь все ваши арестованы, все сознались, здесь они, зде-есь! Никуда не уйдете! Мы знали ваш каждый шаг!.. Где ты был 5 января? На квартире у Макарова. О чем говорили? О том, что советское студенчество – самая лучшая платформа для контрреволюции… А помнишь, пьянствовал с друзьями в «Метрополе» и читал стихи белобандита Гумилева? 13 февраля ты шел из редакции «Мурзилки» с поэтом Вирой через Красную площадь и, показав на мавзолей Ленина, рассказал антисоветский анекдот. Так? Ведь так? Мы всё-о знаем!

В первую минуту я был ошеломлен подробностями моей жизни, но потом я понял, что, в сущности, он знает только голые факты: куда пошел, с кем, что делал, а характер моих бесед был или вымышленный, или сильно извращен.

Еще несколько вопросов, и следователь предлагает:

– Садитесь. Папироску? Не хотите? Жаль. Кушать позвонить? – рука тянется к кнопке на стене. – Тоже не хотите? Жаль. Пользуйтесь моментом, а то, может, ни покушать, ни покурить больше не придется. Конечно, если сознаетесь, другое дело: годика два-три получите, отсидите и – снова пол ноправный гражданин Советского Союза. Ну, а если… Впрочем, не хотите же вы расстаться со своей молодой жизнью…

Я с наслаждением сидел в кресле – так удобно! Голова чуть кружилась, несмотря на все внимание, мысли путались.

– Тэк-с… – порывшись в куче моих фотографий, следователь задержался на секунду на лице одной киноактрисы и показал мне другое фото.

– Узнаёте?

Человек, фото которого держал в руках следователь, был инженер, большой знаток литературы и искусства, милейший, очень любивший молодежь человек. Приходил к нам на литературные вечера, иногда мы их устраивали на его квартире.

Следователь сообщил:

– Он – непосредственный руководитель вашей организации. Полковник, тесно связанный с одним из враждебных нам государств. Вы были его опорой в вашем институте, Макаров – в архитектурном, Корин – в горном. Имел отношениие к Воронскому, Сосновскому – заклятым врагам народа. Фамилии, надеюсь, знакомы?

– Я не верю, что он контрреволюционер.

– Не веришь?! А-а… гад! – Подняв ногу, он ловко ударил меня сапогом в грудь, и вместе с креслом я грохнулся навзничь, больно стукнувшись головой об пол. Поплыл куда-то потолок, все закружилось, но через секунду-две я уже медленно вставал на ноги.

Я стоял, пошатываясь и стараясь понять случившееся.

– Не хочешь по-человечески разговаривать, так мы по-другому поговорим, – грозил следователь, тяжело дыша. – Мы с тобой цацкаться не будем, сволочь этакая. Еще следствие вести на такого гада. Пристрелить, как собаку…

– Это можно, – услужливо предложил помощник и, подойдя, приставил дуло браунинга к моему виску.

– Подпишешь?

Сталь холодит висок. В одно мгновение пробегают милые картинки далекой родной обстановки, образы дорогих мне людей, какие-то мелкие, незначительные жизненные эпизоды. Но это – мгновение, и снова возврат к страшной действительности. Сейчас, вот сейчас – смерть… Может быть, подписать? Или сразу уж… чтоб не мучиться. Вдруг – еще мысль: а если это метод, игра? Ведь не могут же они убить меня без нужных на то санкций? Кроме того, я им нужен еще для «дела»…

– Ну-у? – протянул помощник.

– Стой! – не стреляй, – сделал вид, что останавливает приятеля следователь.

Помощник, ткнув меня дулом револьвера, отошел. Следователь, сладко улыбаясь, протянул обмакнутую в чернила ручку.

– На подпиши и иди спать. Обед я тебе пришлю. Отдохнешь. На… возьми.

– Не могу, – едва выдавил я.

Сильный удар кулаком в лицо снова свалил меня с ног. Я хотел подняться, но кожаный сапог следователя прижал меня к полу. Били ногами, стараясь попасть в самые чувствительные места тела. Скорчившись, сцепив зубы, я руками защищал голову. Из разбитых носа и рта ручьями лила соленая, липкая кровь… «Человек – это звучит гордо».

Тихо вздрагивает лифт, унося меня куда-то вниз…