Тайфун придет из России - [6]

Глеб почувствовал предательское желание оставить эту парочку в покое, забрать своих людей, вернуться к выходу и запереть тюрьму. Эту тушу пулей не возьмешь. Пусть они тут маринуются в собственном соку – какое ему дело! Но раз уж забрался в чужой монастырь…

Он стиснул рукоятку. А громила почувствовал, что в коридоре присутствует некто еще, прервал экзекуцию, втянул воздух мясистым носом, повернул голову и хрипло задышал. Помимо прочих «приятностей», вроде яркой внешности и звериного чутья, он был еще и одноглазым, правую глазницу закрывала черная повязка.

– Паскаль, это ты? – прорычал он.

Глеб отмалчивался. Не дождавшись ответа, охранник задумался. Он был не из тех, что умирают от передозировки интеллекта, и дальнейшие действия это подтвердили. Громила грубо водрузил истязаемого в камеру (тот завыл, поскольку приземлился не вполне технично), замкнул задвижку, перебросил нож в другую руку и стал приближаться, поигрывая лезвием. Глаз у здоровяка был один, зато какой! Горел, как фара дальнего света. А когда выяснилось, что «молчун» явно не из его команды (да и одет как-то странно), физиономия перекосилась, побагровела, он ускорил шаг и начал неуклюже стаскивать со спины «АК-74» – не самый подходящий инструмент для работы в лабиринтах. Глеб выстрелил в «центр композиции» – на рукопашную он как-то не решился. Не сказать, что «ПСС» совсем уж бесшумный… но ладно. Охранник одолел полпути, вздрогнул, потяжелев на несколько граммов свинца, потом взревел, как взбешенный буйвол, физиономия превратилась в какую-то маску из театра ужасов, и пошел на Глеба! Глеб попятился, выстрелил еще раз, потом третий, четвертый, пятый. Да падай же, блин! Тот вздрагивал, обливался кровью, но шел, глядя на обидчика с нескрываемым вожделением, тянул к пловцу трясущуюся длань с ножом. Последнюю пулю в обойме Глеб отправил в лоб – мог бы и сразу догадаться! Бандит застыл в каком-то метре, глаза его помутнели… и он шумно повалился на пол.

«Бывает же такое», – опасливо приблизился к мертвецу Глеб. Ну и туша, такому только в корриде участвовать – за красной тряпкой бегать. Что там Мишка говорил про «древние проклятия»? Он обогнул покойника и, не удержавшись, обернулся – такой и после смерти может за ногу схватить. Его аж передернуло всего – ну, и «встреча на Эльбе». Ладно, всякое бывает, это всего лишь обычный бандит. Пиратская версия. Глеб отправился дальше – мимо камер, издающих жалобные стоны, мимо мерцающих ламп. Перебежал в соседнее крыло второго «цокольного» этажа, дважды свернул и внезапно наткнулся на Машу Курганову. Девушка стояла, держась за прутья решетки, и зачарованно рассматривала содержимое каменного мешка, освещаемое лампой. Она безучастно покосилась на него, и Глеб застыл, заинтригованный.

– Ты не занята? – прошептал он.

– А что ты предлагаешь? – Маша сглотнула. – Я согласна.

– Ты даже голову не повернула на шум…

– Побойся Бога, Глеб Андреевич, я знаю твои шаги… Слушай, тут женщина в камере – молодая и в прошлом привлекательная. Не так давно она покончила с собой – откалывала от стен сырую штукатурку и ела. Давилась, пока та колом в горле не встала. Жуть пещерная! Слушай, куда мы попали? Это же зверье, а не люди…

– Картели воюют друг с другом, а с недавних пор и с населением, которое относится к ним не слишком лояльно, – объяснил Глеб. – Ты знаешь, что ежегодно в этих войнах гибнет до пятидесяти тысяч ни в чем не повинных мексиканцев?

Она как-то странно покосилась на него, и вдруг из глаз плеснула молния – он и ахнуть не успел, как она выхватила «катран»! Как славно, что он не стал шевелиться! Нож кувыркнулся в дюйме от уха, за спиной отрывисто всхрапнули, и Глеб обернулся. Все уже кончилось. Возможно, этот парень какое-то время стоял за углом, набирался храбрости, а потом решил возникнуть, чтобы срезать их одной очередью. Молодой, ничего бандитского в лице; он выронил автомат и, держась за рукоятку ножа, торчащую из горла, смотрел на Глеба, как таракан на занесенный тапок. Уже начинались конвульсии, но он не падал. Широко расставив ноги, покачнулся и начал судорожными рывками вытаскивать нож из горла.

– Эй, эй, дружище, опомнись, не советую, – встрепенулся Глеб.

Но тот проигнорировал его слова, возможно, оттого, что они звучали по-русски? По мере извлечения ножа хрип усиливался, агония убыстрялась. Наконец он выдернул «катран», из шеи тут же хлынула кровь. Парень задохнулся и хлопнулся навзничь.

За углом было чисто. Тишина на «точке», если игнорировать коровье мычание из соседней камеры. Глеб поднял нож, вытер его о штанину погибшего, протянул Маше, которая подходила на негнущихся ногах:

– Держи.

– Спасибо…

– Тебе спасибо. Ты моя умница… – шепнул он, поцеловав ее в липкую щеку. – Благодарю за службу.

– Цените, Глеб Андреевич, – как-то вымученно улыбнулась она, – ваша Марья по ночам такая искусница…

Глеб поцеловал ее в другую щеку – она не стала драться и кусаться, только цвет лица быстро поменялся – словно морилкой девушку покрыли.

– Вот черт… Я в порядке, Глеб, – смутилась Маша.

– А жалко, – улыбнулся он, – предыдущей ты мне понравилась больше.