Тайфун над Майами - [12]

* * *

Порточчи уютно устроился в шезлонге на краю бассейна. В одной руке он держал запотевший стакан, другой рассеянно поглаживал волосатую грудь. Он лежал, закинув ногу на ногу, и пальцами одной из них отбивал ритм неслышной мелодии.

Напротив него на складном алюминиевом стульчике сидела очаровательная молодая женщина в цветастом бикини. Грациозно подняв руки, она поправляла свою сложную прическу. Порточчи не обращал на нее никакого внимания, зато с явным неудовольствием смотрел на коренастого человека, стоявшего у шезлонга.

— А теперь послушай меня, Джонни, — сказал Бальдероне, — я не собираюсь выслушивать твои оскорбления и не потерплю их. Если тебе не нравится, как я организовал засаду на Болана, занимайся этим сам. Только не говори мне…

— А-а! Хватит, Винни, — проворчал Порточчи, потягивая из стакана коктейль. — Ты не первый, кого этот парень провел вокруг пальцев.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — ответил Бальдероне. — Я имею в виду снайперский значок и все такое. Но ведь мы даже не знаем, здесь ли Болан.

— Здесь, — заявил Порточчи своему коллеге. Некоторое время он нервно грыз ногти, потом спросил: — Что сказал об этом Сиро?

Бальдероне, как зачарованный, наблюдал за ритмичным подергиванием пальцев на ноге Порточчи, которые жили, казалось, своей особой независимой жизнью.

— Я тебе уже говорил. Он хочет, чтобы ты оставался здесь, в «Сэндбэнке». Поэтому расслабься и отдыхай. Когда ты понадобишься ему, он даст тебе знать. А пока совещание идет полным ходом: решают, что делать с Боланом.

Порточчи проследил за взглядом Бальдероне, прикованным к его пляшущим пальцам. Его голос стал внезапно нежным и сладким, как мед: — Послушай, Винни… Сиро не видел, что оставил этот человек после себя в Палм-Спрингсе. А я был там. Эти старики, собравшиеся за круглым столом… они тоже ничего не видели. Ни ты, ни эта сучка, которая сидит передо мной, — вы ничего не видели. А вот Джонни Порточчи видел все собственными глазами, Винни. Поэтому он не может позволить себе такой роскоши — расслабиться и отдыхать, когда над головой у него, как меч, висит проклятый снайперский знак. Скажи об этом Сиро — капо Лаванжетта. Передай ему, что Джонни Порточчи чует, как в Майами Бич разит присутствием Болана, и что нашей Организации пора принять активные меры, чтобы устранить неприятный запах…

— И не рассчитывай на это, Джонни. Я ничего не скажу Сиро. Ты все объяснишь ему сам.

Ноздри Порточчи побелели, руки затряслись и он заорал:

— Тогда скажи этой потаскухе, чтоб она сняла свой лифчик! Объясни ей, что Джонни Порточчи любит голые сиськи, но он до сих пор не знает, есть они у нее или нет!

Девушка живо подняла голову. В ее глазах застыло непередаваемое чувство… то ли страха, то ли злости. Она уронила руки вдоль тела и посмотрела в лицо Вина Бальдероне. Она знала, и это читалось в ее глазах, что Джонни воспользовался ею, чтобы выпустить пар, разрядить напряжение, достигшее опасной отметки, и, естественно, искала поддержки у того, на чью помощь рассчитывала.

— Кончай, Джонни, — вздохнул Бальдероне. — Это все же публичный бассейн. Не может же она раздеться здесь догола! Не нервничай… Забирай ее к себе в номер. Там она с удовольствием покажет тебе сиськи!

— Я сам сделаю это! — рявкнул Порточчи, свирепея с каждой секундой все больше и больше.

Он приподнялся в шезлонге, готовый броситься на девушку, но вдруг остановился, не завершив движения, — с его лицом произошло что-то непонятное. Гримаса ярости, искажавшая его лицо, исчезла, уступая место новой кошмарной маске: рот безобразно широко раскрылся в беззвучном крике, безупречный римский нос провалился во внезапно открывшуюся красную воронку, из которой во все стороны полетели куски мяса, ошметки мозга, обломки костей и зубов вперемешку с кровью и розовой пеной. Чудовищной силы удар отбросил Порточчи на подушки шезлонга. Его тело судорожно дернулось и замерло без движения.

Глаза Бальдероне растерянно бегали по безжизненному телу и наконец остановились на пальцах ног, словно он никак не мог взять в толк, почему они больше не дергаются. И только в этот момент раздалось отдаленное, гулкое «бабах!» мощного карабина.

Девушка истерично завизжала, пытаясь удержаться на неустойчивом, наполовину сложившемся стульчике. Она пыталась заставить себя отвести взгляд от окровавленного трупа Джонни Порточчи, но это ей никак не удавалось, и ее долгий пронзительный крик встревоженной птицей метался во внутреннем дворике отеля «Сэндбэнк».

Даже не успев как следует испугаться, Бальдероне в смятении отшатнулся от шезлонга. Его рука инстинктивно потянулась за оружием. Но в следующую долю секунды сработал другой, более могучий инстинкт, от рождения заложенный в гены человека матерью природой, — инстинкт самосохранения. Бальдероне что было сил помчался под укрытие стен отеля, напрочь забыв о том, что у него есть оружие. Может быть, именно в этот момент он окончательно понял, что никакой инстинкт уже не в состоянии помочь ему.

Возможно, Майами Вино вспомнил, что ему самому не раз приходилось находиться с другой стороны карабина и наблюдать за тем, как отчаянно, на последнем дыхании, бежали от смерти другие.