Таврия - [46]

На редкость жестокими эксплуататорами оказались помещики Базилевские (были они Василенки, но чтоб сильнее несло от них шляхтой, сменили свою фамилию на Базилевских). Кроме барщины на поле, должны были турбаевцы выполнять бесплатно и другие тяжелые работы. Обжигали кирпич на панских заводах, вымачивали до самых морозов коноплю, рубили лес, ткали полотна… «Не то пряли нашi жiнки — пряли й нашi дiтки», — пелось в тоскливой турбаевской песне тех времен.

Между тем мечта о возврате казацких вольностей ни на мгновение не покидала вольнолюбивых турбаевцев. Их тайные ходоки добрались из Хорола до самого Петербурга, высуживая себе казачество. В Сенат был подан иск на Базилевских. Несколько лет тянулось дело. Наконец иск турбаевцев увенчался успехом: за ними была признана их казачья природа и казацкие права.

Вскоре в Турбаи выехал с воинской командой Голтвянский нижний земский суд. Судебные чиновники поселились в доме Базилевских, пили с ними и гуляли и в конце концов приняли решение, что в Турбаях, дескать, выявлено всего с полтора десятка казацких родов, а остальные — все мужики, посполитые, больше того — среди них якобы есть даже беглые крепостные с Курщины, которые самовольно именуют себя казаками.

Приговор был оглашен под вечер. Выслушав на площади решение пьяного суда, крестьяне в один голос заявили:

— Неправда! Мы все без исключения — казаки!

Заволновалась площадь, зашумели турбаевцы, грозно обступив своих обидчиков.

Как раз во время перепалки с судебными чиновниками на площадь прибежало несколько встревоженных сельских пастушков:

— Караул! Стадо угоняют…

— Кто? Где?

— Есаулы Базилевских!!!

Это была искра, упавшая в пороховницу. Налетев на воинскую команду, турбаевцы мгновенно обезоружили и связали ее. Кинувшись в другую сторону, разгромили помещение суда и, до беспамятства отлупцевав панских прихвостней — судей и подсудков, двинулись всем селом к усадьбе Базилевских.

Задрожало панское отродье, увидев, как надвигается на него с угрожающим гулом и клекотом многолюдная разгневанная толпа, как среди цепов и кольев поблескивают турбаевскис косы, пики и сабли! Казацкое, в боях с чужеземцами освященное, оружие лежало в тайниках, ожидая своего часа. И вот он настал, этот час, и, как бы выросли из-под земли, оружие засверкало в воздухе мстительной сталью, играя над растревоженным валом грозной толпы, блестя и кровавясь под лучами вечернего солнца — последнего солнца для Базилевских!

Со звоном посыпались стекла из окон, кольями высадили двери, темная волна турбаевского гнева ринулась в панские покои. На месте были растерзаны палачи-сотники, вытащили турбаевские молодицы и волчицу Марьянушу из-под перины…

Ой, у тоi Марьянушi та й у косах стрiчка[3],

Куди тягли-волочили — кривавая рiчка!

Запылали в ту ночь на взгорье хоромы Базилевских. На всю Украину легли отблески непокоримого турбаевского пламени. Заметалось панство в близких и далеких поместьях, заволновались Кринички, Остапье, Сухорабовка…

— Мы тоже не родились крепостными! Мы тоже хотим воли!

Расправившись с Базилевскими, турбаевцы избрали самоуправление, определили кордоны, выставили вооруженную стражу на шляхах, чтоб никто не мог въехать в село без их ведома. Правительство со своей стороны выставило на кордонах всего Голтвянского уезда усиленную стражу против турбаевских бунтарей. Правда, пикетчики, стоявшие в карауле, сочувствуя турбаевцам, часто удирали со своих постов, но, так или иначе, село жило в осаде, с пиками на страже своих нелегких вольностей.

Тем временем царица вела переписку по поводу Турбаев с князем Григорием Потемкиным, генерал-губернатором харьковским, екатеринославским и таврическим. Переписка эта была полна тревоги. Как их прибрать к рукам без особого шума? Двинуть против них войска? Но не получатся ли хуже, не раздуют ли подобные действия новую Пугачевщину? К тому же, Польша под боком гудит от недовольства, во Франции — революция…

Решено было, откупив турбаевцев в казну, переселить их с Хорола на свободные, незаселенные земли юга. Высочайшим указом дело это было поручено вести правителю екатеринославского наместничества генерал-майору Каховскому.

С наследниками Базилевских Каховский договорился без особых затруднений, помещики уже и сами рады были избавиться от беспокойных Турбаев, быстрее перепродать их в казну. Наследники шли даже на то, чтобы вместо денег получить плату натурой, «солью таврической», за каждую турбаевскую душу. Но с самими турбаевцами Каховскому не удалось так легко и полюбовно сговориться. Оказалось, что никуда переселяться они не хотят, что без пана им и в Турбаях хорошо.

«К переходу в степи не имеем желания, — писали они Каховскому, — да так, что хотя бы и смертью пострадать в Турбаях готовы».

От старых казаков, побывавших в Крымских походах, турбаевцы немало слыхали о южных безводных степях, знали, чем они могут встретить крестьянина…

Решили держаться до последнего, не сдаваться ни на угрозы, ни на уговоры.

Тогда, с согласия царицы, Каховский снарядил против турбаевцев карательную экспедицию.

Не в открытом бою, — хитростью были взяты славные Турбаи, по коварному плану, заранее разработанному Каховским. Цель похода даже от самих солдат держалась в полнейшей тайне. Им говорилось, что совершают, мол, они переход в город Гадяч, что останавливаются под Турбаями лишь для того, чтоб починить обозы и напечь хлеба. Под вечер, когда турбаевцы, доверчиво пустив войска на постой, сами принялись помогать им варить ужин и чинить обозы, была дана команда: хватать старого и малого, сгонять, запирать в амбары.