Таврия - [42]

— Ловко придумано, — похвалил Данько. — Но неужели такого ручейка хватит, чтобы весь этот лес напоить?

— Странно, правда? Маленькая какая-то канавка, курица ее перешагнет, а какую силу несет в себе!.. Десятки тысяч ведер в сутки получает парк из таких ручейков… Вот башня перед вами, ребятки… Это — сердце нашего парка, а жилы его — арыки, весь парк пересечен ими… Пульсируют, журчат день и ночь, разнося по всем направлениям животворную влагу… Перестань биться водокачка, и все тут замрет, все сгорит…

— Если бы по всей степи расставить такие водокачки, — замечтался Валерик. — Чтоб люди больше не боялись засухи…

— Водокачки по степи? — внимательно посмотрел на парня Мурашко. — Ой, наверно, штанов не хватит. Другой выход надо искать…

Ударил гонг, ошеломив ребят своим медным грозным гулом. Звал на работу. Сразу пахнуло на них спертым, серным воздухом сараев, заблеяли, как недорезанные, овцы, вынырнул перед глазами плюгавый надсмотрщик с карандашом за ухом…

— Нам надо идти, — сказал Валерик смущенно.

— Погодите… Вы где работаете?

— Мы в сараях, — бодро сказал Данько. — Я, правда, с понедельника иду арбачом в степь к отаре, меня атагас Мануйло берет, а ему, — показал Данько на Валерика, — еще в сараях придется ишачить.

— Что ж вы там делаете? — спросил Мурашко, насторожившись.

— Шерсть перебираем, — покраснел почему-то Валерик.

— Мы бастовали сегодня, — засмеялся Данько. — Там одна девочка в обморок упала!..

— Ах, варвары, — всердцах воскликнул Мурашко. — Я знаю эти амбары… Там не то что девочка, там в жару и взрослый потеряет сознание.

— Обещают с воскресенья на другие работы растыкать…

— Обещают, — задумался Мурашко. — Вот что, хлопцы, не идите вы больше в этот дантов ад…

— Забастовщиками назовут, — снова засмеялся Данько.

— Пусть называют как хотят, — спокойно промолвил садовник. — Но туда вы больше не пойдете. В случае чего я возьму все на себя. Ты, — обратился он к Даньку, — и так имеешь право до понедельника гулять, а тебя, друже, я возьму сюда, себе в помощь… Ладно?

У Валерика уши запылали от счастья.

— Но у меня диплома ведь… нет.

— Кокарду твою с косой и граблями я приму вместо диплома.

Отзвучал гонг. Звал, гнал их к шерсти, а они не пошли. Страшновато и радостно было им оттого, что слыхали и не пошли, остались в саду, где чистый и сладкий воздух, где журчит-поет вода, где зелень, как рута.

Сверкающий, в пятнах солнца, Геркулес дружелюбно улыбался ребяткам и, как бы приветствуя их, принялся еще сильнее раздирать пасть своей металлической гидры.

— Папка! — вдруг зазвенел совсем близко тоненький серебряный голосочек.

Иван Тимофеевич, просветлев, обернулся на голос.

— Я здесь, доченька… Чего тебе?

Из-за кустов жасмина, улыбаясь, выпорхнула девочка лет девяти. С первого взгляда видно было, что растет при матери: чистая, аккуратная, умытая, причесанная…

С бантиком на голове, в крутых кудряшках до плеч, как в золотых пшеничных колосьях… Легкая была, как скрипочка, и Данько, который любил давать людям прозвища, невольно окрестил ее в мыслях Скрипочкой.

— Ну как тебе не стыдно, папка? — щебетала девочка, видимо с материнского голоса. — Опять забыл про обед!.. Вот так всегда у него, — обратилась девочка уже к ребятам как взрослая.

— Подожди, Светланка, ты сначала познакомься с молодыми людьми. Не бойся, не бойся, подай им руку. Это мои коллеги, мы вместе здесь отводку делали.

Первым познакомился Валерик, учтиво назвав себя, а потом тряхнул девочке руку и Данько, который сейчас почему-то назвал себя Данилой.

— Покажи теперь, хозяйка, гостям парк, — посоветовал Иван Тимофеевич, когда церемония знакомства была закончена. — Можете сорок и грачей попугать, пусть хоть половина разлетится… А я пойду, в самом деле, пообедаю… Ты, Валерик, выходи послезавтра прямо сюда, с управляющим я сам поговорю.

Молодые люди остались одни. На некоторое время смущение сковало обоих кавалеров.

— Вы из первой партии, да? — спросила девочка, смело оглядывая ребят.

— Из первой, — ответил Валерик серьезно.

— А я увидела вас, как только вы показал степи… Я люблю высматривать, когда идут из Каховки… Выхожу на опушку и смотрю. Хотите, пойдем на опушку?.. Оттуда так далеко видно!

Ребята согласились. Данько готов был сейчас идти куда угодно, лишь бы не переминаться с ноги на ногу перед этим созданием, которое росло, верно, на одном молоке, не зная ни в чем недостатка. Беленькая, слегка тронутая загаром, девочка так непринужденно разглядывала Данько, что у парня отнялась речь. Этот бантик, похожий на бело-розовый полевой вьюнок, эти вымытые золотые волосы!.. Рядом со Светланой Данько как бы заново увидел себя со, стороны, почувствовал цыпки на ногах, и бузиновые штаны, которые сбежались складками чуть ли не до колен, и торчащие граммофонными трубами уши, которые у него сейчас горели…

Двинулись куда-то по тропинке, словно в зеленую пещеру, и жизнь леса снова увлекла Данька. Птичье царство разговаривало с ним на понятном языке, из-под кустов продиралась навстречу знакомая ежевика, цепляясь за штаны. В родную стихию попал парень — отроду лесовик! Местами сквозь деревья просвечивали веселые солнечные поляны, поросшие буйными травами, на которых хотелось поваляться. Светлана вскоре вывела ребят на одну из таких полян, просторную, живописную, как зеленое лесное озеро. Солнце на мгновение ослепило всех. Данько как-то сразу отрезвел от лесных чар. Почувствовал, что лес этот вовсе не бескрайный, что он здесь лишь какое-то чудо, островок, а вокруг — вот там за поредевшими деревьями — пышут и пышут зноем на тысячи верст открытые беспощадные степи, в которых сгорают его сестра Вустя и другие сезонники…