Тауэр, зоопарк и черепаха - [70]

Закрыв дверь в комнату с военными граффити, он был уже на полпути вниз и размышлял о завтраке, когда зазвонил телефон. Он ускорил шаг, и руке, скользящей по веревочным перилам, стало жарко. Но когда он поднял трубку, то вместо жены услышал голос продавца, который попытался всучить ему исключительного качества стеклопакет.

Он повесил трубку и тяжело осел на край кровати. Хотя Бальтазар Джонс знал, что Геба Джонс не вернется обратно, его не покидала мучительная надежда, что она хоть как-то даст о себе знать. В какой-то момент он стал одержим мыслью, что она напишет, признается, что совершила ошибку, бросив его. По несколько раз на день он звонил в башню Байворд, чтобы проверить свой ящик для корреспонденции, уверенный, что если почтальон не принес письма, оно окажется там. Но недели проходили, а от нее не было ни слова, и он утвердился в мысли, что если письмо вдруг придет, то только от ее адвоката. С этого момента он перестал забирать почту, и ее скопилось столько, что главный страж грозился все уничтожить, если он не заберет.

Зажав ладони коленями, чтобы защитить руки от сквозняка, он оглядел комнату, размышляя, что ему делать с вещами жены. К примеру, на туалетном столике остался расписной горшочек, подаренный им во время медового месяца, — жена держала там сережки. С ручки ящика комода свисали бусы, которые некогда покачивались на ее груди. На шкафу лежала коробка, в которой хранилось ее подвенечное платье — она отказалась оставить его на чердаке их дома в Кэтфорде, уверяя, что в случае пожара первым делом стала бы спасать его. Уверившись, что все пожитки жены находятся на своих местах, бифитер надел форму и вышел из Соляной башни без завтрака, не желая есть в одиночестве.

Зайдя в вольер рядом с Белой башней, он поискал взглядом кольцехвостых кускусов, которые пережили ужасное потрясение в ту ночь, когда оказались на свободе. Высматривая их среди листвы, он снова вспомнил о том, кто совершил диверсию, о человеке, чья майка до сих пор висела у него в сушилке. Поскольку доказательств вины не было, он сомневался, что смотритель воронов когда-нибудь признается в своем проступке.

В итоге он разглядел ведущих укромный образ жизни животных, которые прятались в глубине вольера, и среди листьев были видны только их чудесные, свернутые колечком хвосты. Порадовавшись, что зверьки полностью пришли в себя после потрясения, бифитер открыл затянутую сеткой дверцу в жилище карликовой сахарной летяги — подарок губернатора Тасмании. Существо с жемчужно-серой шкуркой, впадающее в депрессию от одиночества, тут же открыло громадные карие глаза. Научив летягу карабкаться по маленькой лесенке, которую сделал специально для нее, бифитер погладил ее по шерстке пером, потерянным кем-то из туканов. А после того, как они сыграли в увлекательнейшие прятки, он покормил зверька кусочками обожаемых им фруктов, и тот заснул прямо на руках у бифитера.

Оставив ночных животных досматривать сны, он отправился в дом номер семь по Тауэрскому лугу, по пути задрав голову на флюгер Белой башни. Он разглядел изумрудное пятнышко — попугай до сих пор свисал вниз головой, покачиваясь на ветру, — и отвернулся, огорченный. В этот самый миг ему на плечо упала капля, в которой безошибочно узнавался птичий помет. Яростно стерев его с камзола бумажным платком, он пробрался через толпу туристов, которые уже начали просачиваться в крепость. Постучав в светло-синюю дверь, он стоял, дожидаясь, пока ему откроют, и наблюдая за облаками. Прошло несколько мгновений, он снова постучал. Подозревая, что йомен Гаолер все-таки дома, бифитер снял шляпу, наклонился и поглядел в щель почтового ящика. Йомен Гаолер сидел на нижней ступеньке лестницы в одной пижаме, закрыв лицо ладонями. Он медленно растопырил пальцы, и его взгляд встретился с глазами Бальтазара Джонса.

— Откройте. Я принес кузнечиков для этрусской землеройки, — сказал бифитер.

Йомен Гаолер подошел к щели для писем и газет и наклонился.

— Бросьте их сюда, — ответил он.

Когда бифитер уже просовывал в щель полиэтиленовый пакет, его неожиданно пронзило подозрение. Выдернув пакет, он проговорил:

— Нет, проще отдать его вам прямо в руки. Не проходит.

Йомен Гаолер приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы можно было высунуть руку. Не обращая внимания на пухлую ладонь, пытавшуюся преградить ему путь, Бальтазар Джонс нажал на дверь плечом и толкнул.

— Если вы не против, я, пожалуй, зайду проведаю землеройку, раз уж все равно пришел.

Как только Бальтазар Джонс протиснулся мимо йомена Гаолера — а для этого пришлось работать локтями весьма не по-джентльменски, — он прошел по коридору прямо в кухню. Положив на стол шляпу, он открыл клетку, протянул руку и снял крышу маленького пластмассового домика. Осторожно потрогал зверька. Тот не шевельнулся. Он потрогал еще раз, но снова безрезультатно.

Он обернулся к йомену Гаолеру и спросил:

— Есть соображения, почему она не двигается?

Йомен Гаолер перевел взгляд на дальнюю стену, затем посмотрел на своего гостя бесконечно невинными глазами.

— Разве она не спит? — высказал он предположение.

Бальтазар Джонс сунул руку в домик, вытащил зверька за хвост и поднял, отчего тот безжизненно закачался, словно гипнотический маятник.