Тауэр, зоопарк и черепаха - [58]

Геба Джонс нашла на кухонном столе записку от Валери Дженнингс, в которой та сообщала, что ушла на работу пораньше, чтобы завершить одно дело. Пока Геба Джонс сидела за столом, жуя сухую зерновую смесь «Спешл К», поскольку у ее коллеги не нашлось ничего более существенного, она рассматривала все еще чужое для нее жилище и размышляла, сколько еще сможет оставаться. Хотя Валери Дженнингс сказала, что комната для гостей полностью в ее распоряжении столько, сколько потребуется, и сделала все возможное, чтобы Геба Джонс чувствовала себя как дома, ей не хотелось злоупотреблять гостеприимством коллеги. Пока она стояла у раковины и мыла за собой тарелку, она решила, что пришло время залезть в деньги, которые откладывали на университет Милону, и снять квартиру, пока жильцы не освободили их дом в Кэтфорде.

Когда она открыла дверь в бюро находок, ей показалось, что пахнет свежей краской. Решив, что запах идет из открытого окна, она тут же забыла о нем и пошла заварить две чашки чаю. Дожидаясь, пока закипит чайник, она поглядела на сейф, крепко запертый, чтобы чистящие средства не повредили его содержимое, и понадеялась, что коллега запомнила комбинацию цифр.

— Ты нашла чем позавтракать? — спросила Валери Дженнингс, выходя из-за книжных полок.

— Да, спасибо, — отозвалась Геба Джонс, поднимая глаза.

Она тут же вспомнила, что ее коллега снова идет обедать с Артуром Кэтнипом. Валери Дженнингс явно перерыла весь гардероб, отыскивая что-нибудь, способное украсить ее, однако сумела откопать только вышедшее из моды платье. Она предприняла попытку укротить шевелюру, и попытка, судя по всему, провалилась — в итоге она просто заколола непослушные кудряшки на затылке.

— Прекрасно выглядишь, — заметила Геба Джонс.

Обе женщины сели каждая за свой письменный стол и продолжили дело возвращения потерянных вещей их легкомысленным владельцам. И только когда Геба Джонс встала, чтобы снова заварить чай, она заметила чудовищные перемены.

— Ящик иллюзиониста стал розовым, — сказала она, прикрывая рот ладонью.

Валери Дженнингс развернулась, один ее глаз был увеличен лупой, с помощью которой она исследовала старинный манускрипт, обнаруженный в сейфе.

— Мне показалось, хорошо бы его немного освежить, — сказала она.

Вернувшись на место, Геба Джонс принялась рассматривать одну из расшитых лотосами китайских туфелек, которые она пока еще надеялась вернуть хозяину, а сама тем временем размышляла о причинах странного поведения коллеги. Валери Дженнингс была к ней более чем добра, предложив свободную комнату, когда она постеснялась попросить приюта у своих сестер. Каждый вечер, вместо того чтобы задавать вопросы, на которые Гебе Джонс было бы больно отвечать, она просто усаживала ее в кресло с подставкой для ног и приносила бокал вина. И хотя ужин она готовила, не обладая удивительными кулинарными способностями сестер Гебы Джонс, она, без сомнения, делала это с душой.

Вскоре после одиннадцатичасового перекуса, состоявшего из ломтиков яблока, желудок Гебы Джонс издал раскатистое ворчание, она сняла свое бирюзовое пальто с вешалки рядом с надувной куклой и сообщила, что ей необходимо выйти на минутку.

Как только она ушла, Валери Дженнингс сунула руку в черную сумочку, извлекла оттуда книгу в мягкой обложке и поставила обратно на полку. Пока она осматривала полки в поисках нового развлечения, зазвонил швейцарский коровий колокольчик. Раздраженная тем, что кто-то мешает ей наслаждаться любимым временем суток, она завернула за угол. Перед прилавком стоял высокий мужчина в черном цилиндре и таком же черном плаще, спадавшем до пола. Под мышкой у него была зажата волшебная палочка.

— Я пришел к Валери Дженнингс, — сообщил он, перебрасывая полы плаща за спину и демонстрируя его алую шелковую подкладку.

— Ах да, я вас жду, — сказала она, откидывая крышку прилавка. — Проходите.

Валери Дженнингс провела посетителя через контору, и они остановились перед ящиком иллюзиониста, который она перекрасила этим утром, отчего Геба Джонс усомнилась в ее умственном здоровье. Мужчина провел по поверхности ящика рукой, затянутой в белую перчатку.

— Очень странно, — сказал он. — В точности как мой, за исключением цвета. На дереве даже зарубки в тех же местах, где я промахивался.

Валери Дженнингс скрестила руки на пухлой груди и уставилась на реквизит:

— Уверена, это не имеет значения, когда переливающаяся блестками ассистентка начинает кричать. Трудно понять, когда она играет на публику, а когда вы действительно распиливаете ее пополам. В любом случае, если это не тот ящик, я провожу вас к выходу. Пожалуйста, за мной…

Когда швейцарский коровий колокольчик зазвонил незадолго до полудня, сердце Валери Дженнингс дрогнуло. Она нанесла на губы еще один слой «Сиреневой дымки» и направилась за пальто, обутая в туфли, превращавшие пальцы ног в два красных треугольника. Однако, завернув за угол, вместо покрытого татуировками билетного контролера она увидела залитую слезами женщину в спортивной куртке и берете.

— Никто не приносил вам ботинок? — спросила она, цепляясь за край прилавка.

Это, объяснила она, был не просто ботинок, он когда-то принадлежал Эдгару Эвансу, квартирмейстеру Королевского военно-морского флота, который погиб, возвращаясь из экспедиции к Южному полюсу под командованием капитана Скотта. Хранительница ботинка рассказала, как быстро выбежала из вагона, поняв, что едет по Северной линии на юг, а вовсе не на север, как следовало из названия линии. И только когда двери захлопнулись, до нее дошло, что она оставила в вагоне исторический ботинок, который должен был торжественно воссоединиться со своей парой, много лет составлявшей гордость Музея Суонси под простой табличкой: «Ботинок Эванса».