Т@йва: Диалоги о Японии - [9]

– Это общественно-политический аспект, а с точки зрения этнопсихологии чем они отличаются от других? У японцев есть какая-то особая поведенческая черта? – Японцы очень изменились за последние 50 лет. Повторюсь: это происходит при жизни одного поколения. Интересно сравнить: что произошло при жизни этого поколения в России и соответственно в Японии? Причём, следует иметь в виду, что стартовые позиции были в значительной степени сходны – бедные тоталитарные страны. Токио после американских бомбардировок даже внешне был похож на Сталинград. Японцы были воспитаны в традициях сурового аскетизма, самопожертвования во имя родины, оглуплены и ослеплены всей этой тоталитарной пропагандой, может быть, даже больше, чем советские граждане, – у них склад сознания другой, ментальность легко адаптируется к любой форме существования на основании циркулярных указаний сверху. Зато когда офицер связи из штаба Макартура привёз и бросил им в парламент конституцию, они её тоже приняли на полном серьёзе и стали целиком воплощать в жизнь.

– У Жванецкого есть замечательная миниатюра под названием «В Японию и назад, к себе». Так вот, он там пишет: «Очень важно выбрать себе победителя». – Да, важно. Японцы победителя не выбирали, конечно, но всегда следовали некоему мудрому принципу, который ещё в XV веке сформулировал дзэнский мастер Иккю в стихотворении, которое звучит примерно так: «Если нахлынет неудержимый поток, ты не противься, сил понапрасну не трать. Лучше доверься волнам». Именно этим путём они и следовали, да и сейчас следуют. Они очень удачно перестроились и начали перестраивать все последующие поколения.

– Но возникает сразу вопрос: «Кто управляет потоком?» – Правильный вопрос! Вот именно этого наши аналитики обычно не понимают! Я думаю, что понять это нелегко. Если мы смотрим на массу японцев, будь то рабочие, крестьяне, служащие, преподаватели университетов, чиновники министерств, создаётся впечатление, что это люди, не желающие и не умеющие принимать решения. Единственное, чего они хотят, – чтобы кто-нибудь им сказал, что они должны делать. Скажут – они решение воплотят в жизнь. Это универсальное впечатление, которое каждый выносит отсюда.

– Оно так неизбежно, потому что правильно? – Оно правильно, но не совсем. Есть люди, которые принимают решения, здесь есть эти капитаны – настоящие лидеры, которые могут, хотят и действительно принимают решения.

– Их не знают, в том числе потому, что они не стремятся быть на виду? – Некоторых знают, но, может быть, они и не стремятся быть на виду. Это и крупнейшие промышленники, иногда крупные политики. Их ничтожно мало по сравнению с любой другой страной, но они есть.

– Так, может быть, это и хорошо? – Может быть, именно ЭТО и хорошо. Благодаря этому другие не лезут в дело с какими-то альтернативами. Здесь не единоначалие, здесь обязателен консенсус, все решения согласовываются, но кто-то должен задать тон. Поскольку, например, после войны задавали тон люди умные и сумевшие взять на себя эту ответственность, они всё сделали как надо, и страна в результате за двадцать лет поднялась так, как России и не снилось. Поэтому когда мы говорим о том, кто такие японцы, то надо иметь в виду, что есть и такие японцы.

– Вам не кажется, что они являются порождением всех остальных японцев – они есть необходимое условие существования обеих сторон? – Возможно. Как говорил горьковский Лука, «люди живут для лучшего». Живут, живут, потом один человек рождается и всех направляет. Примерно так – хрестоматийно – здесь и происходит. В других странах, на Западе совсем иные ситуации. А здесь общество делится на лидеров и исполнителей. Лидеров мало, исполнителей много. Причём исполнители не лезут в лидеры, а делают то, что им говорят, и делают качественно. Это просто, но на самом деле осуществить это нелегко. Зато, когда здесь идёт демократическое обсуждение важных проблем в духе плюрализма, дело буксует – это обратная сторона медали.

– Я знаю, у вас есть интересная теория о японском любопытстве… – Я считаю, что это, может быть, доминирующая черта на макроуровне у нации в целом. Хорошая черта. Это в любом случае двигатель японского прогресса. В своё время любопытство им помогло в процессе модернизации в эпоху Мэйдзи. Они изучали Запад с бешеным любопытством, совсем не так, как китайцы.

– В чём отличие?

– В том, что японцы хотели всё, что узнали, применить у себя. Они изучают креативно: изучают, заимствуют, перерабатывают. Известный факт – в XVI веке, через несколько лет после того, как португальцы завезли сюда огнестрельное оружие, японцы уже наладили у себя массовое производство мушкетов. Причём очень высокого качества, и вскоре по количеству огнестрельного оружия обошли всю Европу вместе взятую. Таких примеров можно привести много, новейшая история ими изобилует.

На частном же уровне… если говорить о взаимодействии культур, то отношение японцев к иностранцам в значительной степени диктуется именно любопытством. Для японцев интересны различия, а не сходство. Когда мы знакомимся с европейцами или американцами, то сразу ищем – чем мы похожи? Ищем сходство, а японцы ищут отличия! Даже если мы знакомимся с новым человеком, то ищем, что нас сближает, а не что разделяет. У японцев всё наоборот – им интересно то, что отличает иностранцев от них. Почему человек – гайдзин, ну почему он такой? Это могут быть хорошие отличия, могут быть и плохие – как, например, то, что мы можем не снимать обувь, когда входим в дом. С японской точки зрения, это всё равно, что не мыть руки перед едой, а с нашей точки зрения, ополаскивать руки в домашнем туалете без мыла из крана над унитазом довольно странно.