Татьяна Друбич - [2]
Сто дней после детства
Мне нужна была молодая Ира Купченко. А так как я тогда был совершенно ошеломлен картиной Кончаловского «Дворянское гнездо», где очень молодая, но все-таки недостаточно молодая для «Ста дней после детства» Ира Купченко играла Лизу Калитину. И вот то, что она делала у Андрона, было полно немыслимого очарования юной женственности. Того, что я никак не мог вытрясти у себя из головы. И Таня никак, ну никак не подходила к этому облику. Но всей группе она очень понравилась. И все стали шумно говорить: «Ты что, с ума сошел? Вон она пришла — Ерголина! То, что нам нужно! Давай бери ее, бери скорей, хватай! Закрываем все кастинги». Я говорю: «Не, не, не, ребят… Это пусть судьба решит». Как говорит там Фуриков в картине «Сто дней после детства», вытаскивая из шляпы, кого кому играть в спектакле по драме Лермонтова «Маскарад»: «Пусть судьба решит». А все закричали: «Как, как? Она уже решила. Хватай ее, хватай ее, скорей, скорей бери». Но я был очень принципиальный молодой кинематографический автор, и я сказал: «Давайте, ребят, кончайте базар. Хватит облегчать себе жизнь любыми способами. Ищите то, чего я сказал. Ищите молодую Купченко». И поиск этот продолжался до каких-то безумных времен. Мы уже начали снимать картину. Я, не желая этого делать, утвердил Таню, просто поддавшись уговорам съемочной группы и, в частности, благодаря совершенно замечательной пробе. Ее сделали без меня художник по костюмам — замечательного вкуса и художественной одаренности женщина — Мила Кусакова и оператор Леонид Иванович Калашников. Они сняли пробу Тани в венке. Это все было без меня, все это без меня. Они хотели, чтобы на меня это произвело, наконец, впечатление.
Сто дней после детства
Но на меня впечатления ничего не производило, кроме Купченко в фильме «Дворянское гнездо». И вот мы уже снимали картину, и Таня уже приехала в Калугу вместе с мамой и бабушкой. И я ее не снимал. Месяц мы снимали, а я ее не снимал. Снимал всех, кроме Тани. И больше того, я еще придумал совершенно адскую вещь. Мы очень активно снимали все эпизоды. И картина уже как бы двигалась сама по себе. Она уже сама снималась. А Таню я так и не снимал. Потому что, конечно же, временами профессия режиссера — подлая. Потому что я дал тайное распоряжение параллельно с нашими съемками в Калуге, чтобы в Москве мои ассистенты продолжали искать молодую Купченко. И вот однажды, это было в день моего рождения — мне исполнилось тогда тридцать лет. Мы поехали. Уже все было снято без Тани. Дальше нужно было снимать Таню или останавливать картину. И я в отчаянии поехал с Таней на декорацию купальни. И на декорации купальни мы начали снимать самую трудную сцену картины — финальное объяснение героини Лены Ерголиной с несчастным Митей Лопухиным, так искренне, так преданно, так нежно влюбленным в эту самую Лену Ерголину.
Сто дней после детства
Я удивился тому, что как-то мы начали довольно быстро снимать. И надо сказать, что то, что делала Таня, раздражения у меня не вызывало. А потом вдруг внезапно пошел дождь. Кто куда залез, спрятался. У купальни стояла лодка. И мы с Таней залезли в эту купальню. Кто-то сидел в лодке. Шел дождь. Шум дождя. Какая-то дырявая купальня. И мы сидели часа полтора, наверное, вот сколько шел дождь. Такой августовский, один из последних летних дождей. И мы сидели, сидели. И ничего мы, вобщем-то, не говорили друг другу. Но странно, когда дождь закончился и мы вышли на мостки этой купальни, у меня было ощущение, что мы знакомы лет сто, что она мне очень близкий человек, которого я бесконечно хорошо понимаю. И еще новое чувство меня обуяло, что мне совершенно не нужна молодая Ира Купченко. Пусть Ира Купченко будет в своем чудесном молодом возрасте, и пусть она снимается дальше с той же блистательностью, как снялась тогда она у Андрона Сергеевича. Но ко мне это не имеет никакого отношения.
А вот именно Таня имеет огромное отношение, и именно ко мне, и именно сейчас в «Ста днях после детства». Я тогда еще не знал и не подозревал, что ощущение это продлится практически целую жизнь. Вот так. Такая первоначальная странность.
Говорить о Тане необыкновенно трудно, потому что неясно, что именно можно сказать. Она, как ни странно, вот в этих немногих картинах, в которых она снялась, не помню, двадцать или двадцать пять картин. Она так ясно, так сильно и так таинственно выразила себя. Может быть, выразила, а может быть, скрыла. Она совсем трудно поддается определениям.
А вот какая она актриса? Хорошая или средняя актриса, или вообще не актриса. А самое главное, что все определения имеют к ней отношение и все ничего не определяют. Потому что Таня, на мой взгляд, актриса того высшего артистического свойства, которое абсолютно не нуждается в доказательствах своей артистической самобытности и самостоятельности.
Может быть, это самая сильная черта ее артистизма — она вообще не амбициозна. И ей никогда не интересно что-нибудь такое изобразить так, чтобы все ахнули. Постольку-поскольку Таня никогда ни в одной роли нигде ничего не изображала и не изображает и вряд ли, думаю, изобразит. Поскольку основой ее артистизма является собственно она сама и что с ней происходит в жизни. А происходят в жизни с ней вещи совершенно необычные, которые даже могут показаться странными, но абсолютно естественными и ясными для нее самой. Ну вот, например, всю жизнь очень успешно занимаясь кинематографом, она не имеет никакого специального кинематографического образования, о чем иногда жалеет. Были такие случаи, когда мы вместе с ней жалели, что это так. В частности, когда касается каких-то очень тонких профессиональных вещей: речи, движения, фехтования. Какие-то вещи до сих пор ей хотелось бы как-то наверстать и как-то доделать.
