Татьяна Друбич - [10]

Избранные

И он мне ее просто вселил. Я был просто умственно обессилен поисками решения нерешаемой проблемы квартиры, и я сказал: «Черт с ним! Давай, поедем в Колумбию и будем снимать». Мы полетели в Колумбию. По пути я прочитал роман. Когда я прочитал, у меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Потому что мне так не понравился роман и я понял, что снять там ничего не возможно. Но тем не менее, мы уже летим. В Колумбию лететь тридцать два часа, но и им прийдет конец. И мы приземлимся в Колумбии… И как мы пойдем общаться с Альфонсо Лопесом Микельсеном? Что я ему скажу? Но я уже понимал, что выскочить из этой авантюры иначе, чем снять фильм, уже невозможно. И я принял немыслимое решение — делать только то, что я считаю нужным без всяких дипломатических экивоков. Я написал сценарий так, как я считаю нужным, совершенно переделав от начала до конца весь роман. И каждый раз я надеялся, что меня прогонят. И если бы меня прогнали, то это было бы тоже решение вопроса. Мало ли меня гоняли в первые годы моего существования в кинематографе? И из кино, и с телевидения гоняли. Ну, еще прогонят из Колумбии. Очень хорошо!

Но Альфонсо Лопес Микельсен оказался очень умным, тонким и деликатным человеком. Он почитал все, что было у меня написано по поводу его романа, и сказал: «А мне нравится! Это очень интересная трактовка!» И тогда я пошел на последнюю авантюру в надежде на то, что уж после этого меня уже непременно выкинут из Колумбии, вернув назад в родные российские Палестины. Я сказал, что единственный кандидат на главную роль божественной колумбийской женщины Ольги, которого я знаю в мировом кинематографе, — это гомеопат и врач-эндокринолог Татьяна Друбич. Микельсен был подготовлен к разного рода политическим авантюристам и сумасшедшим. Но такого рода сумасшествия он еще не слышал никогда в своей жизни, чтобы президенту республики Колумбии сказали, что колумбийку может сыграть только врач-эндокринолог из Москвы. Он такого, конечно, предположить не мог.

Избранные

Тогда я ему показал фотографии. Я сказал, вот одна фотография, вот вторая фотография, вот третья фотография. В конце концов решайте. В этот раз я уже стал просто собирать вещи, будучи убежденным, что меня непременно вышибут. Однако Альфонсо Лопес Микельсен и тут оказался истинным президентом Микельсеном. Он сказал: «А это совершенно неожиданное и прекрасное решение этого вопроса. Потому что всех колумбийских звезд все в Колумбии знают. А вот женщина, которую никто не видел и никто не знает, к тому же врач-эндокринолог, о чем мы никому ни за что не расскажем. Это решение вопроса».

* * *

Таким образом Таня оказалась в Колумбии. Пролетев тридцать два часа к нам на съемки с тем, чтобы ровно через два дня улететь сдавать в медицинском институте дипломные экзамены. Она летела сюда тридцать два часа, читала анатомию, затем снималась в Колумбии два дня. А дальше она летела опять тридцать два часа назад. Опять читала анатомию. Там сдавала экзамен, затем возвращалась в Колумбию. И это все продолжалось, по-моему, месяц-полтора. Она слетала туда раз шесть или восемь…

А самое невероятное в этой истории заключалось в том, что она опять вот как-то очень естественно, очень нормально и непосредственно вошла в эту картину. Причем мы снимали действительно в невероятных, страшных условиях. Там были некоторые куски города Богота, в то время абсолютно оккупированные мафией. И мы плохо ориентировались сами, когда выбирали натуру: где мы снимаем — в цивильном месте или там, где мафиозники. И нам помогали наши дипломаты соориентироваться где чего.

И однажды мы приехали снимать ключевой эпизод фильма — парикмахерскую. Первый раз я снимал Леню Филатова в этой роли. Но это отдельный рассказ.

В первый раз герой Лени Филатова видит Ольгу — женщину, в которую он влюбляется с первого взгляда. И это все происходит в парикмахерской. А парикмахерскую эту оказывается, мы выбрали в самом что ни на есть злодейском мафиозном районе. А Паша на съемках страшно орал нечеловеческим голосом. Он еще был не в духе и, по-моему, опять слегка с похмелья. И он с самого начала, как только мы приехали в этот район, начал: «Давай, вставай, Таня! Чего мы ждем? Вставай на колени! Что мы тебе можем под колени положить? Ну, что стекло? Ну, ничего страшного. Ну, порежешь колени. Да ладно, перестань ты! Что я тебя на крупном плане должен снимать, вместо того чтобы снимать средний? Ну и что? Давай!»

И вдруг пришел Досталь, который был у нас вторым режиссером и генеральным директором картины, и сказал: «Сережа, иди сюда. Видишь того человека?» А там напротив стоял человек вот с таким будильником и с руками, сложенными на груди. Я говорю: «Ну». Он говорит, что если этот толстый, он имел в виду Пашу Лебешева, еще раз крикнет, он его тут же застрелит. Я говорю: «Володя, ты скажи это Паше». А Паша в это время: «Я тебе пять раз говорил, здесь стоять, а ты назад!» И Володя к нему подошел и говорит: «Паша, вот видишь того человека?» Паша внимательно посмотрел на этого человека. «Так вот, Паша, если ты еще раз крикнешь, то он тебя застрелит». Паша говорит: «А кто это?» — «Это руководитель мафии всего этого района». Паша ничего больше не сказал, он повернулся, подошел к камере. И я вдруг услышал от камеры: «Танюшенька, будь добра, встань, пожалуйста, на полшага поближе. Что там с коленками? Стекло трет? Положите какое-нибудь полотенчико. Ну я встану чуть-чуть поближе». И вот в этой немыслимой ласковости, мы сняли эту сцену…