Татуированные макароны - [3]

Сняв очки, Ваня сразу же потерял Абрамчика. Что-то аморфное, бестелесное прыгало у него перед глазами. Сощурившись, Ваня ждал, когда это нечто на него прыгнет. От напряжения Ваню трясло, и он чувствовал, еще несколько минут такого напряга и прыжков перед глазами — ни о какой драке и речи не будет: голова начнет раскалываться.

— Ну, давай, нападай, что ты прыгаешь, как Телепузик.

— Сам нападай, чего это я должен нападать?

— А я чего должен нападать?

— Вы драться будете или нет? — не выдержал Макс.

— А чего он не нападает?

— Пусть сам первый нападает.

Муся, сидя на качелях, безразлично наблюдал за бойцами. Бойцы на расстоянии пугали друг друга стойками. Макс притворялся усталым взрослым человеком, только из одолжения наблюдавшим за этим детством. Ваня сдался первым:

— Мне это надоело, — опустил руки, подошел к столу, надел очки и сел рядом с Максом.

— Меньжанул! Меньжовка! Баба! Дрочун! Ну, чего ты, давай драться! — вызывающе выкрикивал Абрамчик.

— Да пошел ты, сам дрочун, — и, подумав, Ваня добавил: — ты, Абрамчик, Шива многорукий, тебе надо в Индию ехать, а у меня от твоих танцев голова болит.

То, что дрочуном его назвали, на это Абрамчик не обиделся, а вот на Шиву не знал, обижаться или нет. Первое сравнение вылезло со словом «вшивый».

— Сам ты вшивый, очкарик недоношенный.

Ваня устало отмахнулся. Поорав еще, повызывав Ваню на бой и получив от этого глубокое удовлетворение, Абрамчик напоследок назвал Ваню еще раз «вшивым дрочуном» и, хлопнув Мусю по плечу, дескать, видал, как я его, сел за стол. Продолжая притворяться уставшим, Макс невзначай промолвил:

— А я карты с собой захватил, так, на всякий случай, — и в доказательство достал из кармана открытую Ваней колоду. — Может, сыграем в секу? Я серьезно.

Ваня хихикнул и сквозь смешок брякнул:

— А может, в козла или в дурака?

У Макса было крепкое желание выиграть денег, смеяться ему надоело, драки не получилось, до вечера времени валом, так что играть он решил сейчас и всерьез, и поэтому сказал:

— Хорош, пацаны, кипишевать, давайте, садитесь, все равно делать больше нечего.

Абрамчик, вполне удовлетворенный Ваниным поражением в битве, с мыслью, что появился повод совсем этого гада в говне утопить, приосанился.

Слез с качелей и Муся. Теперь с одной стороны стола сидели Макс и Ваня, с другой — Абрамчик и Муся. Все с прежней верой в победу и жаждой справедливого мщения.

Максу до мщения дела никакого не было, ему денег хотелось выиграть. А про Мусю и понять было ничего нельзя. Карты оказались у Вани в руках. Тщательно их тасуя, он, с нескрываемым ехидством, повторил:

— В козла, в дурака?

— В секу, — сказал Макс, и сказал без шуток.

Ваня осекся, вытащил из колоды семерки, отложил их на край стола, и с явной дрожью в голосе (сейчас, правда, волновались все, кроме Муси, который, как обычно, с безразличием, что-то рассматривал на столе), положив перетасованную колоду на стол, уточнил:

— Три шестерки — сека, далее — три туза, потом — все по очкам; тузы липнут только к тузам, шестерки — к любой карте, у кого больше 21 — должен пройти дальше.

— Играем по рублю? — все согласно кивнули. — Только как будем считать, раз денег нет?

— Записывать будем, — и Макс, будто этого и ждал, достал из внутреннего кармана куртки тетрадный лист и ручку.

— Снимай, Макс, — предложил Ваня.

Сняв колоду, Макс передал ее Ване, и игра началась. Раздав каждому по три карты, Ваня вновь обратился к Максу:

— Твое слово.

— Пас.

— Пас, — сказал и Абрамчик.

Пасанул и Муся.

— Три рубля мои, — не скрывая радости, вымолвил Ваня и нарисовал в тетрадке четыре кружочка, в каждом написал имя игрока и стрелки нарисовал от трех кружочков к своему, написав себе +3, противникам —1.

Не видя перед собой реальных денег, подростки проигрывали легко, даже сумму в 50 рублей считали несерьезной. Хотя для троих такие деньги стали бы существенной потерей. Но их пальцы не чувствовали сейчас хруста и шелеста купюр, а к воображаемым деньгам отношение всегда попроще.

С каждой раздачей азарт возрастал. Виртуальные деньги кочевали из одного кармана в другой. Проигравший двадцатку, тут же выигрывал тридцать. И следом с легкостью проигрывал 50.

Кто кому сколько должен, сейчас реально оценить никто не мог. Плюс-минус десять-двадцать рублей никто всерьез не воспринимал. И того пика, когда в азарте кричишь: «Сто?!», «Триста сверху!» — пока не было. Азарт только овладевал их головами, оттесняя разум на задворки. Но время делало свое дело: вот уже у Абрамчика кончились сигареты, Ваня до крови сгрыз ногти на левой руке, у Макса уже с трудом получалось выглядеть внешне спокойным. Поначалу он очень старался быть таким, но через час стал агрессивен, начал срываться на крик и даже раза два вскочил и стукнул кулачищем по столу. Один Муся не терял своего безразличия, будто не на деньги играл, а на поцелуи с девочками. Абрамчик, зная свое материальное преимущество, периодически пытался вывести кого-нибудь на крупную игру, иногда волнуясь, иногда спокойно говорил:

— Сто рублей сверху, или пятьсот рублей дальше.

Но, услышав ставку, все дружно пасовали. Подростки были еще слишком неопытны: радость от пришедшей крупной карты скрывали плохо — никак не скрывали. А когда пытались блефовать, слишком уж старались казаться нервными, изображая радостное волнение от якобы крупной карты. Остальные это видели, и блефующий, понимая, что он разоблачен, пасовал себе в минус. Но вот карты, уже потрепанные, оказались у Макса. Дав снять Абрамчику, он раздал каждому по три, положил колоду и вдруг спросил: