Татуиро (homo) - [12]

Он замолчал. Змея молчала тоже.

– А ты? Ты никогда не сомневаешься, так?

– Мне сомневаться? Я не умею, ты знаешь (знаешшь). А ты… Твой выбор сделан… (ссссделан)…. – маленькая голова скользнула по шее, по плечу и двинулась, обвивая руку, гипнотизируя человека струящимся перемещением рисунка. Улеглась в ладонь, и человек чуть согнул пальцы, как бы защищая узкую голову, позволяя ей улечься поудобнее.

– Да, но… Ведь можно сомневаться и потом. Правильно ли сделан выбор? А вдруг я уже не хочу? Вдруг хочу другого?

– А ты хочешь? Если хочешь… (хочешшшь)… откажись сегодня и все прекратится.

Человек прикрыл глаза и задумался, покачивая на ладони змеиную голову.

– Я обещал…. – интонация получилась слегка вопросительной, будто он хотел, чтобы его подтолкнули. Туда или сюда.

– Я мог бы сделать эту последнюю работу и потом все бросить…

– Мог бы? – кольца замедлили движение, – не лги себе… (сссебе)… Бросишь? (сссс… шшш…) Ты уже думаешь, что он захочет на себе увидеть, так?

– Да, – мастер покорно кивнул. Вздохнул. И повторил окрепшим голосом, – да! Я уже думаю, прикидываю.

– Предвкушаешь…

– Да. Ты права. Я сделал свой выбор. А этот парень сегодня? Он тоже выбрал? Как я? Ты видела, он сам нашел Ноа!

– Не как ты. Другой мастер. Он не ужален совершенством. Пока нет. И он еще спит (с-спит).

– Он счастливее меня?

– Необязательно, совсем необязательно. Он проснется, скоро. А значит, его счастье отодвинется. Он будет искать, свое. Нам – ждать…

Мастер кивал, соглашаясь. Слушая, подошел к кушетке и, бережно сдвинув кольца тяжелого туловища, улегся. Змея свернулась поверх него, прижав головку к щеке. Поднял руку, погладил чешую:

– Ты не останешься? Не превратишься сегодня?

– Разве ты этого хочешь?… (Ш-ш-ш…) Через несколько часов ты будешь творить.

– Да, наверное, да. Ты уйдешь, я отдохну. Я должен сделать лучше всех. Свою работу.

– Знаю. Я уйду. С-с-скоро. Как всегда – я вернусь. Превращаться. Нам будет хорошо.

Покачиваясь, засмотрелась в полузакрытые глаза человека:

– Поссспи. Все хорошо. Ты ведь сам сотворил меня.

Мастер вздохнул, улыбнулся. Поднял руку и мягко притянул змеиную голову к губам. Сухой прохладой скользнула по ним блестящая чешуя. Заснул, уже не чувствуя, как ползет по нему змеиное туловище, укладываясь кольцами по груди, животу. Во сне он несколько раз повернулся, позволяя рисунку обвить бедра, спину и ногу.

Через полчаса на месте красных запекшихся полос на человеке красовалась татуировка – большая, длинная, красивая змея, свернувшаяся кольцами по всему его худому телу. Везде – кроме шеи и рук.

Глава 6

– Где тебя носит, – рявкнул утром Степан, таща гигантский софит, который обычно коротал время в углу – ненужный и пыльный.

– Я спал! – Виктор улыбнулся, вспомнив, как и сколько раз.

– Спал-спал! – передразнил напарник, ворочая лампу, – ты нужен, во как! – И заорал на лаборантку, – иди уже, чудо! Толку от тебя!

Девочка вздрогнула и ушуршала, взмахнув полами белого халатика.

Витька бросил куртку на спинку кресла и устроился в нем, положив ногу на ногу:

– О чем шум?

– Таньку помнишь? Ну, я в прошлом году снимал? Которая Тина Тин теперь?

Степка нервно затанцевал вокруг софита – подкручивая, выравнивая, направляя.

– Да я ее и не видел толком. Мыша, по-моему, полная.

– Мыша-мыша! – Степка взволновался, – вот тебе и мыша! Она ж теперь по всем конкурсам призы собирает, певица, блин!

Он запустил руки в рыжие патлы и забегал по студии:

– Ну, дурак я был, дурак! Кто знал, что она так вскарабкается? Был бы сейчас, ну не кум королю, но – звезде любовник! Трахнул два разочка, так она месяц за мной бегала – «Степушка, любимый». Прятался в студии, помнишь, за диваном?

– Точно, вспомнил! Жалко ее было – серенькая, несчастная, в очечках. Ты пыльный вылез, в паутине. Козел ты, Степка… А ты и не хвастался, что Тина Тин та самая мыша.

Степка остановился посреди студии и, как бы позируя, воздел к потолку конопатые руки:

– Чем хвастаться? Что я такую телку пропустил? Ты ее по телеку видел? Сплошные норки и мерсы, блин!

– Стоп! Не факт, что с тобой она бы карьеру сделала. Вот ты ее послал и, получается, в нужном направлении. Придал ускорение.

– Ага, вот ты ей и объясни. Чтоб не съела меня с английским завтраком. Она сюда на съемку едет!

Степка безумными глазами окинул захламленный зальчик, шторы, картонные от грязи по краям, кучу старых фотоплакатов у стены. И подытожил умирающим голосом:

– Оййй, бля-а-а….

Витька уютнее устроился в кресле:

– Ага, попал, дружок! И чего она про тебя вспомнила? У нее теперь самые крутые фотографы.

– Да я, чтоб отвязаться тогда, пообещал ей полноценную фотосессию. Одну. В любое время, когда захочет. Вот, и…

– Поплясать на твоей могилке захотела? Приехала королева к заштатному фотографу.

– Слушай, не рви душу. Нытье-нытьем, а отработать надо. Не сиди, посуетись!

– Ага, – согласился Витька, не вставая, – суечусь. Мысленно. Не боись, брат, обойдется. Когда все кончится, накатим по коньячку. Идут, между прочим.

В коридоре уже слышался топот.

«Свита», подумал Витька, наблюдая из кресла надувных дядей в черных футболках с логотипом из сплетенных букв Т на груди. Дяди упруго пробежались по зальчику, заглядывая в углы и за старый продавленный диван – тот самый. Степка потел рядом с софитом, опустив руки по швам.