Татары и русские в едином строю - [110]

 Согласно летописи, Иван Грозный «ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех; а бояр взял себе немного, а то все у Симеона; а то, как приедет к великому князю Симеону и сядет далеко, как и бояре, а Симеон, князь великий, сядет в царьском месте».

Вскоре после своего отречения, 30 октября 1575 г., Иван Грозный пишет Симеону Бекбулатовичу челобитную: «Государю великому князю Симиону Бекбулатовичу всеа Руси Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом, да с Федорцом челом бьют». Иван Грозный — Иванец Московский, говоря о себе, употребляет самые уничижительные обороты, просит государя его пожаловать и милость свою показать. А просил Иванец всего ничего — во всем государстве «людишек перебрать». То есть пересмотреть размещение, службы, денежные и поместные оклады всех служилых людей. Другими словами, устроить «чистку» в Московском государстве.

Спору нет, это был фарс, но довольно серьезный. Зачем он понадобился Ивану, до сих пор неясно. Множество предположений (внешнеполитическая необходимость, испуг Ивана Грозного предсказаниями волхвов, напророчивших на этот год «московскому царю смерть», необходимость усиления террора и др.) не доказано и не опровергнуто.

Английский посол Даниил Сильвестр утверждал, что в беседе с ним Иван IV объяснял свое неожиданное решение грозящими ему изменами и заговорами: якобы он «предвидел изменчивое и опасное положение государей и то, что они наравне с нижайшими людьми подвержены переворотам». Поводом к передаче престола стали «преступные и злокозненные поступки наших подданных, которые ропщут и противятся нам за требование верноподданнического повиновения и устрояют измены против нашей особы». Между прочим, за год до отречения, летом 1574 г., Иван Грозный в очередной раз вернулся к мысли о бегстве от московской крамолы в Англию. С английской королевой Елизаветой велись переговоры о предоставлении ему убежища. В Вологду свезли царские сокровища и строили суда для отъезда.

Находившийся в то время в России другой англичанин, Джером Горсей, увидел здесь серьезную финансовую подоплеку. По его мнению, хитроумный Иван IV желал руками царя Симеона аннулировать все жалованные церкви грамоты и тем самым серьезно урезать ее земельные владения.

Так или иначе, но теперь царь Симеон рассылал почти по всей России указы, но вот отвечать на них воеводы и дьяки стали князю Ивану Московскому. А слово «почти» я вставил не зря — в Казанском крае было запрещено упоминать о царе Симеоне. Чем черт не шутит: узнают басурманы о царе-татарине и забунтуют.

Царя Симеона не показывали иностранным послам, их принимал только князь Иван Московский. На недоуменные вопросы он отвечал, что «дело еще не окончательное, и мы не настолько отказались от царства, чтобы нам нельзя было, когда будет угодно, вновь принять сан», а Симеон Бекбулатович, объяснял Иван, «поставлен лишь по нашему соизволению… Царя-татарина не допускали распоряжаться казной.

В августе 1576 г. князь Иван Московский сместил с трона царя Симеона и произвел его в великие князья тверские. Ни сам Симеон, ни население страны не получили на этот счет никаких объяснений. В состав Великого княжества Тверского входили города Тверь, Торжок и Микулин. Симеон получил дворец в Твери, но обычно он жил в своей резиденции в селе Кушалино.

В 1577 г. Симеон вновь отправился в поход в Ливонию вместе с Иваном Грозным. Численность русской армии доходила до 100 тысяч человек, при этом Симеон по-прежнему командовал большим полком — около 30 тысяч человек при 75 пушках.

После смерти Ивана Грозного удача отвернулась от царя Симеона. В результате заговора бояр, во главе которого стоял Борис Годунов, в 1585 г. князь Мстиславский (тесть Симеона) был насильственно пострижен в монахи в Кирилло-Белозерском монастыре. Вслед за этим Симеон лишился титула великого князя тверского, хотя лучше бы бояре этого не делали: в умах всей России Симеон был царем, хотя и бывшим. Кроме того, у Бекбулатовича отобрали часть вотчин.

6 января 1598 г. умирает царь Федор Иоаннович. Законных претендентов на престол нет, хотя фактически власть принадлежит боярину Борису Годунову. И вот в апреле-мае 1598 г. бояре Романовы и Вельские устраивают заговор в пользу Симеона.

Некоторые историки считают это авантюрой: шута Ивана Грозного — да в цари! Но, как мы уже знаем, Симеон был неплохим полководцем, пусть не гением, но почище большинства московских воевод. А главное, он имел трех здоровых сыновей — Федора, Дмитрия и Ивана, в чьих жилах текла кровь Чингисхана, Ивана III, великого князя литовского Гедемина и суздальских князей. Ведь Мстиславские вели свой род от князя Семена Ольгердовича, внука Гедемина, а мать жены Симеона Анастасии Ирина была дочерью князя Александра Горбатого-Суздальского. Так что родословная у сыновей Симеона была почище, чем у Шуйских, я уж не говорю о Годунове и худородных Романовых.

Но, как мы уже знаем, царем стал Борис. И в присяге нового царя говорилось: «Царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотети видети, ни думати, ни мыслити, ни семьитись [то есть не родниться], ни дружитись, ни ссылатись с царем Симеоном ни грамотами, ни словом не приказывати на всякое лихо, ни которыми делы, ни которую хитростью; а кто мне учнет про то говорити или кто учнет с кем о том думати и мыслити, что царя Симеона или сына его, или иного кого-нибудь на Московское государство посадити, и яз то сведаю или услышу от кого-нибудь, и мне того изыскати и привести к государю».