Татаро-монголы в Азии и Европе - [191]
Действительно, опасность была велика, но Хасар, Бэлгутэй, Боорчу, Джэлмэ подвергались тому же риску и все-таки держались мужественно. Однако, выпячивая трусость Тэмуджина, автор незаметно для себя проговаривается, что как тайчиуты, так и меркиты ловили только Тэмуджина. Надо думать, что автор опустил описание его качеств, более неприятных врагу, чем трусость.
Автор не останавливается на этом. Он приписывает ему порок, не менее позорный в условиях XII в., — непочтение к родителям и нелюбовь к родным.
Тэмуджин из-за детской пустячной ссоры убивает своего брата Бэктэра, подкравшись сзади. Отношение автора сказывается в словах матери Тэмуджина, гневно сравнивающей своего сына со свирепыми зверями и демоном[2384]. Но эти слова не могла сказать императрица Оэлунь, так как в числе животных назван верблюд. Известно, что в XII в. монголы почти не пользовались верблюдами, они получили их в большом количестве после тангутского похода в виде дани. Поэтому можно с уверенностью сказать, что этот монолог был сочинен не в XII, а в XIII в. Когда же Тэб-Тенгри наклеветал на Хасара, Чингис-хан немедленно арестовывает его и подвергает унизительному допросу, который прекращен только благодаря вмешательству матери. Однако Тэмуджин не перестает обижать Хасара, чем ускоряет смерть своей матери[2385].
Автор не упрекает Чингиса в гнусном убийстве Тэб-Тенгри, но подчеркивает небрежение его к брату Отчигину[2386]. Наконец, дядя его Даритай обязан жизнью, а дети Джучи, Чагатай и Угэдэй — прощением только общественному мнению, т. е. заступничеству нойонов, с которыми хан не смел не считаться.
Подозрительность и злоба сквозят также в эпизоде с Хулан, когда верный и заслуженный Ная подвергся пытке и чуть было не лишился жизни из-за несправедливого подозрения[2387] в прелюбодеянии с ханшей.
Злоба и мстительность Чингиса специально подчеркнуты автором в описании ссоры с джуркинцами на пиру, когда пьяную драку он раздул в распрю[2388]. А последующая расправа с Бури-Боко, подлинным богатырем, своим вероломством шокирует даже самого автора, привыкшего к эксцессам. Этот эпизод передан сухо, сдержанно и брезгливо[2389].
Даже женщины-ханши чувствуют отвращение к личности героя повествования. Пленная Есугань, став ханшей, ищет предлога уступить место другой и подсовывает мужу свою сестру, а эта последняя, волей-неволей мирясь со своим высоким положением, продолжает тосковать о своем женихе, нищем изгнаннике[2390].
Конечно, все это могло произойти в действительности, но интересно, что автор старательно собрал и записал сплетни ханской ставки, тогда как более важные вещи им опущены.
Согласно тайной истории, в военных действиях Тэмуджин не проявляет талантов. Набег на меркитов — дело рук Джамухи и Ван-хана[2391], битва при Далан-Балджиутах была проиграна, битва при Койтене получила благоприятный оборот лишь вследствие распада античингисовской конфедерации; разгром кэрэитов осуществил Чарухан; диспозицию разгрома найманов составил Додай-черби[2392], а провели ее Джэбэ, Хубилай, Джэлмэ и Субэдэй.
Становится совершенно непонятно, как такой человек, бездарный, злой, мстительный, трусливый, мог основать мировую империю. Но рассмотрим его вторую ипостась.
Прежде всего, автор — патриот, и успехи монгольского оружия всегда ему импонируют. Травлю меркитов, поголовное истребление татар, обращение в рабство кэрэитов и найманов он рассматривает как подвиги, и тут Чингис-хан получает все то почтение, в котором было отказано Тэмуджину. После битвы при Койтене Чингис показывает себя с наилучшей стороны: благодарный к Джэлмэ и Сорхан-Шире, рассудительный по отношению к Джэбэ. Его законодательные мероприятия состоят главным образом из благодеяний и наград начальствующему составу армии. Чингис-хан внимательно прислушивается к увещеваниям своих военачальников и сообразует свои решения с их мнением[2393]. Однако нетрудно заметить, что симпатия автора скорее на стороне награждаемых, чем их благодетеля. При описании армии автор впадает в патетический, даже экзальтированный тон[2394].
Воззрения автора на Чингис-хана — героя и вождя — выражены словами: «Итак, он поставил нойонами-тысячниками людей, которые вместе с ним трудились и вместе созидали государство»[2395]. Автор тщательно отмечает, за какие подвиги даются те или иные милости, причем он не ленится даже повторить перечисление заслуг. В патетическом описании монгольской армии, вложенном в уста Джамухи, на первом месте поставлены «четыре пса: Джэбэ с Хубилаем, да Джэлмэ с Субэдэем»; на втором — ударные полки Ууруд и Манхуд; хан и его братья на третьем, причем автор находит слова похвалы для всех, кроме Тэмуджина, о котором сказано лишь, что на нем хороший панцирь.
Любимый герой автора — Субэдэй-багатур. В уста Чингис-хана вложен целый панегирик Субэдэю: «Если бы к нему поднялись (бежавшие меркитские княжичи), то разве ты, Субутай, не настиг бы, обернувшись соколом, летя как на крыльях. Если б они, обернувшись тарбаганами, даже и в землю зарылись когтями своими, разве ты, Субутай, не поймаешь их, обернувшись пешнею, ударяя и нащупывая. Если б они и в море уплыли, обернувшись рыбами, разве ты, Субутай, не изловишь их, обернувшись неводом и ловя их»
